Николай Амосов
Шрифт:
Вскоре Аркадия Алексеевича Бочарова назначили главным хирургом 5-й армии и он уехал. Амосову грустно было расставаться со старым боевым другом. Но покоя не давала зароненная Бочаровым мысль – поделиться своими наработками с научной общественностью.
Амосов решил написать диссертацию, была определена тема: «Хирургическое лечение эмпием коленного сустава после ранений», опробована методика операции. И Амосов все свободное время, каждый день, писал в перевязочной, потому что больше свободного места не было; вместилищем новаторских медицинских идей стала переплетенная конторская книга страниц на двести.
Но тут пришел приказ: свернуть ППГ-2266, ввести в
На этом вдохновенном подъеме Амосов поехал в Москву, чтобы сдать кандидатские экзамены и представить в 1-й московский медицинский институт диссертацию к защите. Секретарь, увидев конторскую книгу, исписанную от руки, была в шоке: «Я еще не видела такой диссертации. Неужели нельзя на машинке?» Но Амосов убедил принять рукопись – ведь «с фронта!»
Госпиталь после Сталинградской битвы был передислоцирован в Покровское, полностью сожженное немцами. Поэтому его разместили рядом, в Угольной, которая тоже была сильно разрушена. И снова военно-медицинские будни: развернуть перевязочную, рассортировать и накормить раненых, многих требовалось оперировать… И работа с раннего утра до поздней ночи. В госпитале – шестьсот раненых, многие очень тяжелые.
Хотя поступления раненых сократились после 16 февраля. Армия продвигалась вперед, а раненых везти далеко, дорога в госпиталь только санная, машины не проходят.
В марте 1943 года начальник госпиталя получил приказ: «Передислоцироваться своим транспортом в деревню Кубань». Там ППГ-2266 провел всю весну. Ранения тяжелые, Амосов снова успешно применяет свои методики. К этому добавилась еще одна проблема – ранения груди. Раны легких очень тяжелы, что закрытые, что открытые: «Закрытый пневмоторакс: выхождение воздуха в полость плевры, накопление крови. Лечение – проколы, отсасывать кровь. Открытые пневмотораксы: зияющие раны груди с обнаженными легкими – дыхательная недостаточность – нагноения – сепсис – смерть. Методики медсанбатов зашить рану и скорее отправить несовершенны: в госпиталях швы прорезаются, пневмоторакс открывается – нагноение – смерть. Разработал свою операцию – зашивать рану легкого и грудной стенки. Попробовал на случайном раненом – хорошо, но сложно и страшно». Кроме операций Амосов читает лекции по курсу военной хирургии для медицинских сестер, обучает их своим методикам, с 20 апреля месяц провел на курсах в Ельце.
5 июля началась битва на Курской дуге, госпиталь Амосова успешно выполнял свою часть работы, его хирургия спасла много жизней.
25 июля – госпиталь развертывается на новом месте – в деревне Каменка. И опять напряженная работа. Приняли 1700 человек, из которых умерло всего несколько.
Затем переехали на Украину, в местечко Семеновка, там госпиталь развернули в здании старой земской больницы – три корпуса, баня, кухня, прачечная. Госпиталь опять стал работать в полную силу, подлечили чуть не две тысячи раненых.
Осенью ППГ-2266 передвигался на запад в Белоруссию. Амосов, видевший военные ужасы собственными глазами, все равно был поражен – выжженная земля: «Чем дальше продвигаемся по Белоруссии, тем больше пепелищ, и свежие, и старые – это за партизан. Непросто давалась партизанская война. Смелый налет, диверсия – ответные репрессии – сожженные села, расстрелянные жители. Трудно сказать, какой баланс жизней. Когда видишь этих женщин и детишек в лохмотьях, копающихся на пепелищах, смотрящих голодными глазами, в груди глухо поднимается ненависть к немцам».
Госпиталь движется к Гомелю, где и предполагалось его развернуть. Но фронт стоит, и ППГ-2266 остановился в деревне Ларищево в двенадцати километрах от Гомеля. Пока раненых не привозят, госпиталь отдыхает. Постепенно Лида Денисенко привлекает все больший интерес Амосова, они разговаривают, вместе гуляют, когда есть свободная минутка.
4 ноября под вечер приехали на новое место – в село Хоробичи – четыреста пятьдесят домов, почти совсем целые. ППГ-2266 начал работать в ГБА (госпитальной базе армии) в составе: ППГ-2266, ГЛР и ЭП. Все было приготовлено для большой работы, впереди была зима и задачи предстояли трудные.
Учитывая прошлый опыт, организация развертывания госпиталя была поставлена на высоту, оборудовано несколько отделений, операционные, перевязочные, все, что нужно для бесперебойной работы, ожидались большие поступления раненых. С 10-го ноября началась работа. В госпиталь привезли всех нетранспортабельных из ППГ первой линии и специализированного ППГ (с черепно-мозговыми травмами), были заняты почти все койки.
Потом раненые прибывали и прибывали. Каждый вечер приходила автоколонна и привозила в ППГ-2266 сотню, а то и больше раненых, начали занимать под госпитальные помещения, кроме уже оборудованных, и ближайшие хаты. Дома, конечно, все были заняты военными, но уже было не до церемоний. Амосов писал об этом: «Машина подъезжала, начальник стучал в дверь рукояткой пистолета. Санитары заносили раненых в хату и складывали на пол, на кровати, на лавки, на печку. Квартиранта не выселяли – живи вместе с ранеными». Общее количество раненых в госпитале было больше полутора тысяч. Но беспорядка не было. Амосов не зря называл себя педантом, именно эта педантичность помогла ему так организовать работу госпиталя, что все работало как хорошо налаженная машина. Персонала, конечно же, не хватало, но легкораненые и выздоравливающие выполняли посильную работу, за ранеными ухаживали хозяйки домов.
Амосов писал о работе госпиталя: «К 23 ноября число раненых достигло 2350! Из них полтораста – в команде выздоравливающих. У нас было семьсот человек на дальних улицах, за два километра от центра. Они не прошли санобработку, но многих перевязали на месте. Остальных вымыли и пропустили через главную перевязочную. Вшей у них не было. Это важно, потому что в некоторых деревнях встречались заболевшие сыпным тифом. Нет, мы не „потонули“ в смысле хирургии. Только благодаря отличным сестрам и правильной сортировке. Не зря восемь колхозных подвод целый день перевозили раненых с места на место. Нам удавалось вылавливать всех „отяжелевших“ и собирать их в основных помещениях, где был постоянный врачебный надзор. За все время в домах умерло двое, и был один просмотренный случай газовой флегмоны: раненого доставили в перевязочную уже без пульса».
В ноябре 1943 года Н. М. Амосов был награжден орденом Красной Звезды. Хотя награда была вполне заслуженная, Амосов недоумевал: какой орден, если у него в госпитале умирают раненые!
Поскольку до фронта 120 км – слишком далеко, чтобы возить раненых, поступления пошли на убыль, в госпитале осталось только 1500 раненых. Стало чуть меньше работы, можно было уже немножко вздохнуть: встречаться с коллегами за обедом, поговорить, справиться о сводке и выслушать комментарии. Амосов даже отпраздновал тридцатилетие с коллегами, все больше шло сближение с Лидой, налаживалась личная жизнь.