Николай I Освободитель // Книга 9
Шрифт:
В любом случае на первом этапе вступать в войну собственными силами мы не планировали. Вместо этого были активированы кое-какие «закладки», над которыми последние десять лет работали наши агенты в этой стране. Восточный Туркестан был уже не подконтролен Пекину достаточно давно, теперь черед подниматься на борьбу за национальное освобождение пришло в Монголии. Эта территория вообще-то за Пекином тоже скорее числилась, чем реально китайцам принадлежала. Слишком мало тут было населения, размазанного по огромным пространствам, чтобы говорить о полноценном контроле.
Так или иначе, русские агенты начали подбивать монголов к восстанию, обещая им помощь и признание
Ну а уже потом, когда все будут воевать против всех, глядишь и мы сможем себе чего-нибудь полезного выловить в этой мутной водичке.
Эпилог
— Поздравляю вас, Мария Ивановна, — ректор подчеркнуто «по-мужски» протянул женщине ладонь для рукопожатия. Антофьева с удовольствием ответила на этот жест, собравшиеся в аудитории преподаватели Петроградского Университета нестройно похлопали в поддержку происходящего на сцене. Далеко не все из них были согласны с решением «британца» о принятии на работу первой в стране женщины-профессора. — Очень приятно, для нашего вуза и для всей системы образования в России это большой шаг вперед.
— Благодарю вас, Михаил Яковлевич, — немолодая уже женщина покраснела от удовольствия как юная гимназистка и еще крепче прижала к груди красиво отпечатанную грамоту, сообщающую каждому заинтересованному о присвоении владелице почетного ученого звания профессора математики. Как будто кто-то планировал эту грамоту у нее отобрать, хоть конечно же никто о таком и не помышлял. Просто уж очень длинным был путь молодой девочки, волею случая поступившей в школу для детей железнодорожных рабочих, до реального признания научным сообществом империи в качестве равной. Антофьева повернулась к залу и поблагодарила сидящих там членов ученого совета, проголосовавших за ее принятие на место профессора.
В «родном» Московском университете, при котором она сначала заканчивала преподавательские курсы, потом получала высшее образование, почти десять лет работала доцентом, ей в присвоении этого звания в итоге отказали. Это было не такой уж большой неожиданностью, именно университет «Третьего Рима» считался в империи наиболее консервативным, даже студентов-женщин в нем по сии годы обучалось всего несколько человек. Ну а с другой стороны — обидно, да и переезжать в Северную Столицу не слишком хотелось, тем более после переноса императорского двора на юг. Но что поделаешь, ради карьеры еще и не на такое пойдешь.
И опять же, если посмотреть чуть глубже, именно после переноса столицы Петроградский университет получил мощнейший пинок в плане развития, и всего за каких-то пять лет едва ли не удвоил количество обучающихся здесь студентов. Простая экономика -выпавших жителей для поддержания нормальной жизнедеятельности нужно было кем-то заменить, и студенты для этой роли подходили как бы не лучше всего. Петроград на глазах превращался
За тридцать лет общее количество студентов вузов в империи выросло больше чем в десять раз. Если во времена правления Александра I суммарное количество учащихся в вузах России едва-едва дотягивало до 5 тысяч человек — с учетом всяких лицеев, военных и прочих специализированных заведений, 10–11 человек на 100 тысяч населения — то к началу 1850 этот показатель вырос до примерно 54 тысяч человек. То есть примерно 51–52 студента на 100 тысяч человек. И это был на секундочку один из лучших показателей в мире. Даже в таких странах как Франция и Англия студентов было только 38 и 41 человек на 100 тысяч. Лучше тут себя чувствовали только Пруссия и Австрия и только за счет куда более высокой урбанизации и плотности населения.
Так же на количество студентов в обозримом будущем должно было начать влиять решение о переводе всех начальных школ империи с двух классов на три класса. До 1851 параллельно существовали и те, и другие, зачастую «качество» учебного заведения зависело от богатства того или иного населенного пункта, где оно располагалось. В больших селах и городах в основном открывали трехклассные школы, в малых деревнях — а еще иногда в некоторых неблагополучных районах городов, где по большей части всякая беднота обитала — двуклассные. Так же двуклассные еще начальные школы остались во множестве со времен начала внедрения массового образования в начале 1820-х годов, когда вместо качества обучения была сделана ставка на количество и широту охвата.
Разница, хоть это не было очевидно с первого взгляда, была тут громадная. Трёхклассные школы давали достаточный объем знаний для поступления в средние учебные заведения — при условии, конечно, усердия ученика, его большого желания и серьезной самостоятельной подготовительной работы — двуклассные же фактически давали только основы. Счет, письмо, минимальный набор знаний об окружающем мире и являлись таким себе «академическим тупиком». Перевод всей начальной школы на три класса являлся важной ступенькой к построению непрерывной системы образования, состоящей из четырех ступеней. Начальная-средняя-старшая школа — вуз.
А учитывая перманентные научные успехи отечественных ученых и постоянный рост потребности в высококвалифицированных специалистах, даже 150 студентов на 100 тысяч населения выглядели отнюдь не перебором. Так что всем было понятно, что в обозримом будущем эта сфера будет активно развиваться как «вглубь», так и «вширь».
Новоиспеченный профессор подошла к установленной здесь же кафедре, достала несколько скрепленных между собой листов бумаги и начала произносить традиционную в таких случаях «установочную» речь. Профессор в отличии от доцента в сформировавшемся за последние три десятилетия русском университетском укладе не только преподавал на кафедре, в конце концов это дело относительно простое и не требует наличия высокого статуса, но еще и вел пласт исследований по собственному направлению. И тут у математиков-теоретиков традиционно вставала проблема — это естесвеннонаучникам хорошо, химикам тем же, взял два любых вещества смешал и смотри что получится, вот тебе и научная работа. А вот математику порой приходится реально изворачиваться, чтобы раздобыть какую-то относительно сложную, но при этом решаемую — а еще бы хорошо, практически полезную — проблему.