Николай II. Святой или кровавый?

Колпакиди Александр Иванович

Именно на таком уровне мозги и «промывали».

В девяностые годы, когда громили идеологию добиваемого СССР, в качестве снарядов годилось все что угодно. Получив в руки эмигрантские идеи и эмигрантские книги, СМИ принялись раскручивать новую тему со всем неофитским пылом. Мнения Русской православной церкви никто не спрашивал – бал правили исключительно «зарубежники». Между тем РПЦ сопротивлялась канонизации до последнего, и в результате Романовы были канонизированы в России как страстотерпцы – то есть христиане, преданные мученической смерти, но не за веру, а просто так. Для иерархов, которым выкручивали руки «агенты влияния» как в церкви, так и в правительстве, такое решение можно считать гражданским подвигом.

Впрочем,

нас интересует не как умер Николай, а как он жил. Точнее, как правил. Потому что восстановить против себя все слои общества и за двадцать три года довести вверенную тебе державу до объемного взрыва – тут никакие «протоколы сионских мудрецов» не помогут, для этого нужен особый талант. Абы у кого не получится.

Глава 1. Ложь о молочных реках

Разбор мифов о развитии Российской империи

В наследство от девяностых годов нам осталась сказочка о «процветавшей» до революции 1917 года Российской империи. В доказательство приводятся в основном темпы роста некоторых (не всех) отраслей промышленности. В самом этом подходе заложено определенное лукавство: темпы роста зависят от исходных показателей. Если они малы, то темпы могут быть высокими, а конечные результаты – очень скромными. И уж коли говорить о промышленности, надо учитывать все факторы, а не только те, которые хочется.

Возьмем, например, часто упоминаемые показатели по выплавке чугуна и стали. Они у России были, казалось бы, достаточно приличными (пятое место в мире). Однако большинство металла в России съедали железные дороги. Так, в 1881 году было произведено стальных рельсов и прочих железнодорожных причиндалов 12 612 тыс. пудов (около 2/3 произведенной в России стали), а в 1896 году – 24 300 тыс. пудов (около 1/3). В той же Франции, где выплавляли больше металла, чем в России, столько дорог не строили, так что металл явно шел на что-то еще…

Однако существуют и «знаковые» показатели. К ним, в частности, относятся структура промышленного производства и структура экспорта. Вот что пишет по этому поводу российский писатель-историк Елена Прудникова.

«В 1896 году структура промышленного производства в Российской империи представляла собой мечту „перестройщика“ – абсолютнейшее преобладание так называемых „товаров народного потребления“. По стоимости произведенной продукции на первом месте стоит мануфактура – от хлопка до джута – 851 млн руб. или 31 % валовой продукции российской промышленности. Затем следует обработка питательных веществ, или пищевая промышленность – 722 млн (26 %). Третье место – 614 млн (22 %) занимает „горная и горнозаводская промышленность, со включением обработки металлов и машиностроения“. Вот и понимай как хочешь: сколько тут добывающей промышленности, сколько обрабатывающей, а сколько собственно машиностроения. Дальше идут уже разные мелочи, вроде обработки животных продуктов (117 млн), деревообрабатывающей промышленности (91 млн), керамики, химической промышленности и пр.

Собственно машиностроение отыскать все же удалось… 1896 год – 136 424 тыс. руб., или около 5 % общей промышленной продукции. В том же году было ввезено машин на 65 361 тыс. руб., то есть еще 2,5 %. И это в условиях „бурного роста“!

…Взглянем теперь на структуру внешней торговли Российской империи.

Первое место среди экспортных товаров занимал хлеб – большей частью пшеница, которую и растили, в основном, на вывоз, ибо население питалось черным хлебом. Еще торговали лесом, нефтепродуктами, яйцами. Практически не вывозили никаких готовых изделий – в 1898 году они составляли всего 4 % от экспорта, и то еще вопрос – что это были за изделия? Вполне возможно, что какая-нибудь „рашн экзотика“. В том же году в структуре импорта 54 % составляли сырье и полуфабрикаты (в основном хлопок и металлы), 17,5 % – „жизненные припасы“, то есть продовольствие, и 28 % – готовые изделия (машины)».

Занятно получается:

своих машин страна почти не производит и еще меньше покупает – но тем не менее в ней наблюдается промышленный подъем! И это не говоря о том, что большая часть российской тяжелой промышленности российской вообще не была.

«Уже в конце XIX века 60 % капиталовложений в российскую тяжелую промышленность и горное дело были заграничными. Англо-французский капитал контролировал 72 % производства угля, железа и стали, 50 % нефти. (А ведь был еще и немецкий, и бельгийский, и американский капитал. – Авт.) Иностранцы вкладывали деньги в то, что им было нужно, развивая не экономику в комплексе, а отдельные отрасли – попросту пользуясь тем, что труд в России дешевле, чем в Европе. Формально их предприятия входили в российскую экономику, а фактически иностранцы использовали страну как колонию, производя нужные им товары и качая прибыли»¹².

Что же касается новых, современных технологий – все было еще печальней. Важнейшим показателем промышленного развития, причем в начале ХХ века связанного с передовыми технологиями, является добыча нефти. В 1901 году Россия занимала по этому показателю первое место в мире (681 миллион пудов, или 50,6 % всего мирового производства). Соединенные Штаты в 1901 году добывали 555 миллионов пудов, или 41,2 %. В 1911 году добыча Соединенных Штатов увеличилась втрое – до 1794 миллионов пудов (63,1 % мировой добычи), а России – 559 миллионов пудов (19,6 %)³. Как видим, добыча «процветающей» Российской империи за десять лет упала не только в относительном, но даже и в абсолютном исчислении. По-видимому, стремительно богатеющая деревня с керосиновых ламп перешла на лучины – иначе как объяснить абсолютный спад?

Или другой малозаметный, но значимый показатель: телефон. По данным 1909 года, на каждые 100 жителей приходилось абонентов в Соединенных Штатах 7,6, в Дании – 3,3, в Швеции – 3,1, в Норвегии – 2,3, в Швейцарии – 2, в Германии – 1,5, в Англии – 1,3, а в России – 0,1⁴. Приуроченный к трехсотлетию дома Романовых, изданный в 1913 году шеститомник «Три века» сообщает, что «всего телефонов за последнее время в мире исчисляется почти 11 236 тысяч, и из этого количества 68,2 %, то есть 7660 тысяч, приходится на Соединенные Штаты, 8,9 % – на Германию, 5,7 % – на Англию и 1,5 %, то есть 172 900, на Россию»⁵. Это, конечно, мелочь – но мелочь показательная.

Еще хуже обстояло дело в сельском хозяйстве Российской империи. По данным переписи 1897 года, в деревне жило 87 % населения России («промышленно развитой» страны, ага!). Основу аграрного сектора составляли почти 20 млн мельчайших крестьянских хозяйств, о которых сторонники «потерянной России» говорят с умиленным придыханием, как о селянской идиллии. Вот только три четверти этих хозяйств по статистике являлись бедняцкими – большинство их не способны были прокормить даже себя, не то что кормить страну. Их агрокультура была на уровне Киевской Руси: соха, лошадь, трехполье. Елена Прудникова пишет:

«Землю эксплуатировали хищнически, до такой степени, что в начале ХХ века урожай в нечерноземных губерниях был сам-3 – сам-4 (то есть на каждое брошенное в землю зерно собирали два или три. – Прим. ред.). Если переводить на центнеры, то урожай колебался с 3–5 до 10–12 центнеров с гектара. В Германии в то же время средний урожай был около 24 центнеров, и русские крестьяне в северо-западных губерниях покупали немецкий хлеб – он был дешевле русского!»⁶

Да, именно так: не меньше половины крестьян аграрной страны вынуждены были покупать хлеб! Практически все зерно, предназначавшееся на продажу, выращивалось в крупных современных хозяйствах. Сто миллионов русских крестьян не могли прокормить даже себя, не то что Европу.