Никому не скажем

Аверина Екатерина

Это жесть. Жесть, вашу мать!!! Остановите землю, я сойду!

Продолжаю вжимать ее в себя, толкаясь навстречу бедрами. Из центра груди вырывается хриплый стон. Мой. Тело топит в кипятке противоречивых эмоций и ощущений. Мне все еще не верится, что я могу кончить вот так, вдавливаясь в нее стояком, спрятанным в штанах.

В нее…

В сестру. Сводную! Даже не сводную, блядь! Не сестру вообще! И все равно сестру! Как сломать эту херню, а?!

— Я против, слышишь, — кусаю ее за губы.

Тело рефлекторно двигается. Я ловлю ее взгляд и охуев от себя,

кончаю в трусы, сжимая зубы и стараясь не дрожать слишком открыто. Меня не по-детски шарашит. Она удивленно смотрит и, кажется, ни хрена не понимает, что только что произошло.

А кто понимает? Я? Нет. Я тоже нихуя не понимаю всего этого!

— Мы никому не скажем? — шепотом спрашивает она.

И эта фраза так сильно бьет по нервам. Это не ее фраза. Моя. Память моего пьяного вечера врывается в сознание. Снова не вся, но я все же кое-что вспомнил. Это наш второй поцелуй.

Второй!

И тогда она просила меня остановиться. Практически умоляла. А потом я забыл, и она промолчала.

— Почему не сказала? — хриплю ей, ощущая неприятную, липкую прохладу в трусах. Она не дает мне скатиться в несознанку, удерживая мысль о том, что я кончил со Стасей.

— Вспомнил, — отводит взгляд. — Зачем говорить? У тебя новая девушка, — ее голос опять дрожит и плечи опускаются.

— Стась…

— Что «Стась»?! — кричит, резко спрыгивая с моих коленей на свое сиденье. — Ты уже винишь себя в том, что сделал сейчас! А я так не хочу! Я так не могу! — ее бьет в истерике, а я боюсь прикоснуться. — Мне не нужно твое чувство вины, Захар. Почему я не сказала? Вот поэтому! Чтобы не видеть сожаления в твоих глазах. Тебя кроет из-за Алисы. Я знаю, — она роняет крупные слезы на свои ладони.

Надо дотронуться, успокоить. Шарахается от меня к двери, ударяясь об нее спиной и плачет еще сильнее.

— Когда тебе больно, ты всегда ищешь меня, стараешься быть рядом. Сейчас тебе просто слишком больно, и ты допустил это все, но ты уже жалеешь. Я вижу! И да, никому не скажешь! Молчи. Я тоже буду молчать, но я правда так больше не могу. Мне тоже может быть больно! Я не хочу быть твоей грелкой. И не смей запрещать мне общаться с Августом. Ты не имеешь права! Он во мне девушку видит. А ты сестру. Я уже ненавижу чувство вины в твоих глазах. Поехали домой. Пожалуйста. Просто поедем домой. Я буду молчать. Обещаю тебе.

— Ты не будешь встречаться с Зориным! — рычу в ответ.

— Буду! — она зло толкает дверь и выскакивает на улицу в одном платье.

Вылетаю за ней. Ловлю, резко прижимая к себе, приподнимая над землей и буквально запихивая обратно в тачку.

— Не будешь! — сажусь и защелкиваю замки. — Рано тебе еще все это.

— А с тобой не рано? — бьёт под дых своим вопросом.

— А со мной ничего ЭТОГО не было и быть не может! — меня просто дико колотит от переизбытка эмоций.

— Ты девушек меняешь постоянно, а мне нельзя себе первого парня?! — ее тоже все еще трясет.

— Нельзя! — завожу Лексус, грею движок.

— Почему?! Ревнуешь?! — срывается на хрип ее голос. Губки дрожат, глаза дикие, слезы все еще текут по щекам,

она просто их не чувствует.

Довел, блядь, девочку до истерики! Долбоеб!

— Потому что я мужик, а ты… — дергаю головой до хруста шейных позвонков.

— Твоя маленькая сестра, — упавшим тоном заканчивает за меня, — которой ничего нельзя.

— Примерно так, — зло срываю машину с места, вжимая нас обоих в спинки кресел.

Глава 21

Стася

Мама все утро отпаивает меня теплым молоком с медом, думая, что я простудилась. А я так кричала на Захара и ревела почти до утра, что сорвала голос. Горло неприятно дерет теперь, будто по нему водят ершиком для посуды.

— Девочка моя, — мама прикладывает ладонь к моему лбу, проверяя температуру. — Давай все же врача вызовем. Не нравишься ты мне.

Отрицательно кручу головой и прячусь под одеяло. Вчера между мной и Захаром все сломалось. Я думала, если не скажу о поцелуе, будет лучше. Думала, это была просто его пьяная выходка. Но вчера он не был пьян! И то, что произошло в машине, сложно назвать поцелуем. Я чувствовала его возбуждение и его дрожь. На мне до сих пор остался его запах: коктейль из одеколона, сигарет и запаха его кожи.

Брат снова начал курить. Он бросал. А теперь даже это сломалось.

После истерики пришло такое опустошение, что на душ сил просто не оставалось. С трудом помню, как переоделась и легла в кровать, вышвырнув с нее плюшевого дельфина. Сейчас он снова со мной. Мама подняла и положила под спину.

— Расскажешь мне, что произошло? Захар ходит злой, как сам черт. Того глядишь, взорвется. Он опять виделся с Алисой? — пожимаю плечами. — Ладно. Вечером папа возвращается. Сам с ним поговорит. А я сейчас что-нибудь вкусненькое тебе приготовлю.

— Спасибо, — хриплю в ответ и тут же морщусь от боли в горле.

Мама переживает и заботится обо мне. День тянется как жвачка на раскаленном асфальте. Нахожу в себе силы попереписываться с Августом. Выпрашиваю у него несколько фотографий. Правда в ответ приходится делиться своими. Он обещает завтра заехать за мной сразу после занятий. Еще погуляем. Я очень хочу. Не то, чтобы с конкретно с Зориным, я бы и Сашей погуляла. Мне просто нужно развеяться. Но не сегодня.

Сегодня даже уроки делать не буду. Смотрю грустные, романтичные фильмы, слушаю музыку и обнимаю дельфина.

Из комнаты выползаю только на поздний ужин. Растрепанная, в пижамных штанах и помятой футболке. Папа улыбается, глядя на меня. Машу ему ладошкой, жестом показывая, что все еще болит горло. Он крепко обнимает. Втягиваю запах улицы и машины с его одежды. В его крепких, надежных руках я всегда чувствую себя уютно и в полной безопасности. Мне кажется, если все вокруг начнет рушиться, меня даже не зацепит, потому что у меня есть такой мощный щит, хоть и довольно строгий.

— Я тебе кедровые орешки привез, как ты любишь, — гладит большой ладонью по спине. Мягко отстраняет за плечи и внимательно рассматривает. — Чего глаза такие воспаленные? Плакала? — хмурит густые брови.