Никто, кроме тебя
Шрифт:
– Ну и как?
– Подземельный переход, метро, – развел руками Ариф.
– Ты не волнуйся, – Комбат похлопал его по плечу. – Все про нас с тобой рассказал и правильно сделал. Про первую нашу поездку тоже?
– Про первую не спрашивали, – признался Ариф.
– А что за магазин, что там за шмотки продаются? – вернулся Рублев к возникшему на горизонте арабу.
– Самый дорогой в городе магазин. “Атлантик” называется. Одежда простой человек не по карману.
"Вот уже и осведомитель появился без особых усилий с твоей стороны”, – сказал себе Комбат.
В
Дело обстояло гораздо проще: для подавляющего большинства это была экскурсия. Восточные дамы ходили по двое-трое, оживленно переговаривались, оценивая тенденции в моде, чтобы потом попытаться ухватить их за приемлемую цену на каком-нибудь вещевом рынке или в лавчонке “сэконд-хэнд”. Некоторые набирались смелости и просили у продавщиц позволения примерить платье.
Рублев искал людей, выделяющихся из общей массы манерами, одеждой, речью. Искал чужаков, таких же, каким был сам. Чеченцев, ингушей, турок, афганцев, арабов. Никогда тот или иной акцент или цвет глаз не был для Рублева клеймом. Просто он не мог не понимать, что здешние теплые края – самое благоприятное место для представителей “зеленого интернационала”.
Официально с началом второй чеченской войны здесь перестали действовать представительства и пропагандистские центры Ичкерии. Но вряд ли это противоречило интересам самих боевиков или их покровителей Новые условия – новая тактика.
Конечно, здесь, в городе могут находиться обычные торговцы и бизнесмены из братских исламских стран. Но вряд ли их число так уж велико. Много здесь не наторгуешь, слой богатых людей еще тоньше, чем в России. С удалением от городского центра бедность все сильнее бьет в глаза. Эмигрировать в Азербайджан тоже никто не станет – те, кого не устраивает “праведная жизнь” под господством талибов или нищета в Курдистане, просачиваются через российские границы в Европу…
Продавцы и продавщицы были из местных, вышколенные настолько, насколько вообще можно вышколить восточного человека, гораздо хуже поддающегося дрессировке, чем западный. По крайней мере они не отвлекались от своих обязанностей и выполняли их с улыбкой.
Пестрота стала утомлять глаза. Не только платья на манекенах и наряды на вешалках кричали яркими красками, но и сами посетительницы являлись сюда одетыми как можно лучше. Рублев поднялся на верхний этаж, половину которого занимал отдел мужской одежды. И вдруг, неожиданно для себя, столкнулся лицом к лицу с Аллой.
Она была в обществе мужчины с холеным лицом и полными капризными губами и быстро изобразила рукой недвусмысленный знак: сделай вид, что мы незнакомы. Могла бы и не стараться – Рублев знал о здешней привычке смотреть на
С невозмутимым видом он прошел мимо. В одном из многочисленных зеркал заметил, как Алла обернулась. Словно хотела ему что-то сказать и ждала первой возможности.
Направившись по соседнему проходу в обратную сторону, Рублев увидел, что спутник Аллы внимательно изучает мужские костюмы на вешалках. Наконец, он выбрал один и направился за занавеску. Сейчас переоденется и выйдет, чтобы женский глаз оценил все тонкости. Значит есть пара минут.
Алла сделала несколько шагов в сторону “родственника” и притворилась, что продолжает осматривать вещи.
– Только тихо. А то он мне все печенки потом выест. Насчет тебя интересовались.
– Черт возьми. Все-таки прицепились по моей милости. Один, двое? Как выглядели? Пробовали надавить?
– Один. Разговаривали мы через дверь, я при всем желании не могла открыть, – едва слышно шептала Космачева, периодически оглядываясь в сторону примерочной. – Видела в “глазок”. Шея странная, кажется, нафаршировали так, что лопнет.
– Ясно, Ильяс.
– Сказала, как ты просил. Да, родственник, но я его не знаю и знать не хочу.
– Удовлетворился?
– Не знаю, пока больше никого не присылали… Все, сейчас мой кадр вылезет. Из дому одну не выпускает, даже телефон обрубил. Жену так не держат на привязи, как он меня.
– Ревнует, значит любит.
– В субботу мы с ним будем на мероприятии в “Каравансарае”, в узком кругу. Если сможешь, подскочи, найдем возможность перекинуться хоть словом.
Комбат направился дальше по проходу и услышал за спиной теперь уже полнозвучный, мелодичный голос:
– Очень даже неплохо. Ну-ка, ну-ка… Да, точно на тебя, как по заказу сшито.
Ничего удивительного, что Шаин почесался навести справки, “мюэллим” не из тех, кто верит безоглядно. Гораздо больше Рублева тяготил круг одних и тех же лиц, из которого он пока не находил выхода. Время от времени круг расширялся, как недавно, во время поездки Шаина к возможному посреднику. Но все равно Комбат чувствовал себя пловцом, который далеко отошел от берега, но движется по мелководью, где вода не поднимается выше колена.
Вот сейчас, например. Какого черта он сюда приперся? Ну выходил из магазина араб, что из того? Про самого араба все вилами на воде писано, а бежать в каждое заведение, куда ему случилось наведаться, совсем уже глупо.
Не получается пока, не складывается. В старину бы, наверное, помолились в храме. Но вера в Бога должна с молоком впитываться, иначе она будет чем угодно, только не верой. А у него внутри все задубело: прокалено огнем и подморожено стужей.
Чтобы настроиться на боевой лад, Комбат еще раз отправился на место гибели друга. Наверное, впервые с момента прибытия он что-то предпринимал без особой нужды, без расчета получить информацию. Даже общаясь с Вороной, Рублев никогда не забывал, что этот парень прожил в городе всю жизнь, каждое его слово помогает быстрее освоиться в чужом мире.