Никто не заплачет
Шрифт:
— Да, — задумчиво произнес Уваров. — Когда убивают жену твоего близкого друга, это потрясение или нет? Если друг был в командировке, а ты зашел в гости скрасить одиночество его жены, да еще ночью… той же ночью… тогда да, безусловно, потрясение. На всю жизнь. А потом, через три года — случайная встреча…
— Интересно, — усмехнулся Мальцев, — когда Зелинский там побывал, до или после? Да и побывал ли вообще?
— Мы с тобой уже не узнаем. Никто не узнает. Но это и не важно. Хотя, конечно, Гоша, конструкция с Зелинским получается у нас с тобой очень хлипкая, дунешь —
И тут затренькал сотовый телефон прямо в руках у Уварова.
— Товарищ майор, звоночек есть интересный к объекту, — услышал Юрий в трубке голос младшего лейтенанта Васи Зорькина, — только что записали. Вот, послушайте.
В трубке раздалось пощелкивание, тихий писк перематываемой пленки, потом далекий хриплый голос:
— Это я, Толян. Встретиться надо. Срочно.
— Коля, — голос Чувилева звучал удивленно и растерянно, — что случилось? Я жду, а ты не звонишь.
— Вот звоню. Ладно, времени мало. На Луговую приезжай, за Лобней. Там магазин у станции, по правую руку, если от Москвы. Через два часа, за магазином.
Едва слышный щелчок, потом частые гудки.
— Зорькин, ты здесь? — хрипло спросил Уваров.
— Здесь, товарищ майор.
— Откуда был звонок?
— Из автомата на Пушкинской, у кинотеатра «Россия».
Уваров захлопнул крышку радиотелефона.
— Вот так, Гоша. Не нужны ему кулебяки-огурчики. Не пойдет он в ресторан.
— Ну проходите, проходите, молодые люди. Милости прошу.
Семен, Израилевич Кац, высокий сухощавый старик с буйной белоснежной шевелюрой, обнял Антона, а Вере галантно, поцеловал руку.
Известный всей Москве адвокат жил скромно. Двухкомнатная квартира в старом, послевоенном доме на проспекте Мира вовсе не сверкала роскошью. Добротная простая мебель, сделанная на заказ; ни антиквариата, ни картин на стенах, только семейные фотографии в рамках.
Львиную долю своих солидных сбережений Семен Израилевич переправил в Париж, где жила его единственная, нежно любимая дочь Машенька с мужем-французом и двумя сыновьями. Туда же Кац собирался переехать сам, но все медлил. Не нравился ему Париж, казался холодным и надменным. В Москве он скучал по дочери и по внукам, в Париже тосковал по Москве.
— Весь мой огромный и печальный жизненный опыт не помогает решить одного простого противоречия, — говорил старик, — я хочу умереть на родине, но не в одиночестве, а чтобы рядом были внуки. Однако это невозможно. Вот и не умираю, живу то в Москве, то в Париже.
Многие думали, что старик совсем отошел от дел, занят лишь семейными проблемами и мемуарами. Кац давно не брался ни за какие процессы, а консультации давал крайне редко. Но мало кто знал, что старый адвокат владеет самой свежей информацией об уголовной жизни не только Москвы, России, но зарубежья — ближнего и дальнего. Каким образом он собирает и, главное, где хранит эту информацию, не знал никто.
С
Это было десять дней назад. А вчера вечером Антон спросил старика, когда к нему можно подъехать. Кац ответил, что всегда рад его видеть. Антон попросил разрешения прийти с дамой, старик хмыкнул и сказал: «Это тем более приятно».
Он провел их в комнату, усадил в кресла у журнального столика, сам сел напротив.
— Ну что, Антоша, ты ведь наверняка по делу. Сейчас никто просто так в гости не ходит. Особенно к старикам, да еще рано утром.
— Да, — искренне признался Антон, — я по делу.
— Только не сразу, ладно? Я еще не совсем проснулся. Отвык, знаешь ли, заниматься делами с раннего утра. Скажи, как мама? Опомнилась немного? Сколько бедной девочке пришлось пережить — сначала Володина нелепая смерть, теперь вот Дениска… подумать страшно. Для меня твоя мама до сих пор девочка Ксюша с музыкальными пальчиками.
— С мамой сейчас трудно, — признался Антон, — боюсь, придется показать ее психиатру.
— Не тяни с этим. У меня есть хороший специалист. Бедная Ксюша, такая была красавица. А что, нашли убийцу? Есть какие-нибудь новости из Праги?
— Нет. Собственно, я об этом и хотел с вами поговорить…
— Антоша, — старик покачал головой, — об этом мы говорить не станем. Ты знаешь, я от дел отошел. Дениса не вернешь, а тебе лучше держаться подальше от сыщицких проблем. Убийство — дело сыщиков, а не родственников.
— Я не собираюсь искать убийцу, — тихо сказал Антон.
— Ну и молодец, — улыбнулся старик, — давайте мы с вами, молодые люди, чаю выпьем. Или кофе. Вы успели позавтракать? Лично я не успел. Мне будет очень приятно позавтракать в вашей компании. Антоша, мы с тобой пойдем на кухню, займемся стряпней, как настоящие мужчины, а вы, Верочка, отдохните.
— Спасибо, — улыбнулась Вера, — может, я все-таки помогу вам с завтраком?
— Ни в коем случае! Женщин нельзя близко подпускать к плите. У меня есть помощница по хозяйству, милейшая дама, но гренки у нее непременно подгорают, мясо получается жестким, рыба крошится и теряет сок, а кофе всегда убегает.
Оставшись одна в уютной чужой комнате, в огромном мягком кресле. Вера на несколько минут закрыла глаза. Она почти не спала этой ночью. Пыталась заглушить тяжелый, тошный страх механической работой над переводом. Но самые простые слова вдруг теряли смысл, она тупо смотрела на экран компьютера и думала только об одном. Почему она. Вера Салтыкова, уже не юная и в общем совсем не глупая женщина, дала себя обмануть, использовать в качестве наживки, подсадной утки или кого там еще?