Нищий
Шрифт:
Старушка неожиданно мелодичным голосом, отличным от паровозного баса Бабакана, ответила:
— Да ну давай его сюда, конечно, пусть отдыхает. Я сейчас ему постелю на отцовской лежанке. Заходи, сынок. Тебя как звать? Викор? Хорошее имя, почти как гномье. Заходи скорее. Сейчас я постелю тебе, отдыхай. Иди, Бабакан, сынок, занимайся своими делами, я позабочусь о госте.
Бабакан подмигнул мне и прощально махнул рукой — пока, мол. Я остался наедине с говорливой старушкой. Через пятнадцать минут я знал все, начиная с того, как вел себя в детстве Бабакан, что ел и как писал в пеленки, и кончая ее мнением о международной
Меня еще раз, почти насильно, накормили, отвели на горшок в заднюю часть дома. Кстати сказать, туалет меня сильно заинтересовал, и я все хотел спросить, куда все девается в пещере.
Затем я еле смог отбиться в импровизированном душе от попытки потереть мне спину, иначе, мол, я не вымоюсь как следует. Вода была ледяная, но я с наслаждением смыл с себя грязь, копоть и кровь прошедшей ночи — и вот я уже лежу под чистой простыней, старательно изображая сон.
Имитация сна помогла мне все-таки прикрыть словесный фонтан старой гномки — теперь я понял смысл подмигивания Бабакана: этот прохиндей знал, в какой капкан меня завел. Теперь она тихонько бродила вокруг и поглядывала, сплю я или нет, чтобы продолжить воспитание и уход за мной. Это напоминало перемещение комода, только без скрипа ножек.
Незаметно для себя я стал засыпать. На границе сна и бодрствования мне привиделись Амалон и Мараса. Они стояли, взявшись за руки, и как будто мне что-то говорили. Я не мог разобрать их слов, но по их улыбкам и настроению понял — все будет хорошо. Они меня успокаивали и махали мне руками. Я чувствовал одновременно и горе, и радость — они теперь вместе, им хорошо…
Проснулся я как по команде — несмотря на толщу камня над собой, я почувствовал, что близится вечер. Я проспал целый день — дали о себе знать и бессонная ночь, и волнения, и горе от утраты близких людей.
Настало время действовать. Мне было по большому счету наплевать на пропавшие камни. Ну много ли мне надо? Прикрыть наготу, поесть, попить, крышу над головой — мне богатство это не особенно было нужно. Но как посмели эти уроды тронуть близких мне людей?! Во мне просыпалась холодная, страшная ярость. Если я не смог отомстить — пока — за свою убитую подружку, то уж за Амалона, Марасу и Алану я точно отомщу, и жестоко. Они запомнят меня!
Первым делом я направился к Бабакану — посмотреть, как там Каран, еле вырвавшись от его матери, тетушки Дагабары. Она преследовала меня по всему дому, и пока я не съел чашку каши с кусочками мяса, выйти за дверь не смог — мощная тетушка перегородила своим шкафообразным телом выход. Запив еду огромной кружкой компота, сопровождаемый криками, что я мало поел и весь худой и тощий заморыш, я все-таки прорвался к дому Бабакана. Он встретил меня хитрой улыбкой:
— Ты как там, живой? Неужто живой? Теперь ты понимаешь, почему я такой большой и сильный… гы-гы-гы-ыы… и ты такой будешь, если поживешь у моей мамочки.
— Ну ты, Бабакан, и зараза, — уничижительно посмотрел я на гнома, — она чуть не задушила меня заботами! Вот что, надо ей как жертву подсунуть Карана — вон он уже улыбается! Подкинем ей его, она от нас отстанет!
Мы с гномом рассмеялись, а я загрустил:
— Бабакан, никак не могу привыкнуть, что нет моих друзей. Вроде только вчера мы с ними обсуждали жизнь, планировали, все были веселые и здоровые — и вот их нет. Улетели с дымом… душа у меня болит. Хоронил я друзей и раньше, хоронил близких, но никак не могу привыкнуть.
— А к этому нельзя привыкнуть… никогда. Притерпеться — можно. Привыкнуть — нет. Они всегда живут в душе как часть тебя… Ладно, давай теперь о другом. Что думаешь делать?
— Да все просто — я пойду и убью канцлера.
Поодаль охнула жена Бабакана, а он сам укоризненно покачал головой:
— Не надо при ней.
— В общем, сейчас я уйду, вернусь, надеюсь, к ночи. Меч я оставляю тут. Каран, тебе как больному завещаю — ходи с ним, пока не поздоровеешь.
Каран приподнялся:
— Я с тобой пойду! Я тоже хочу отомстить за наших!
— Каран, ты сейчас слаб и болен. К тому же и твоя подготовка немного другая — меня учили ползать, заползать, заплывать… и убивать. Ты мне только помешаешь.
— Может, я сгожусь, — неуверенно произнес Бабакан, косясь на прислушивающуюся у печи жену.
— Не-эт… тебе есть кого терять и о ком заботиться — ну как я могу увести тебя у такой красавицы? — Я подмигнул Бабакану и прямо-таки всем телом почувствовал, как облегченно вздохнула его жена. — Ты вот что сделай: подежурь, пожалуйста, у входа в пещеры, чтобы, если что, я мог сразу свалить под землю. Боюсь, мне придется быстро это проделать.
— Хорошо. Заметано. Сделаю. Тебе оружие какое-то надо?
— Нет. У меня есть перевязь с метательными ножами и пара в одежде — хватит. Сажи вот возьму у вас, и все. Проводишь меня к выходу из пещеры? А то я не знаю, как открыть ваши запоры…
Через час я шагал в сумерках наступающей ночи в сторону города. Пока что было довольно светло, и я не спешил — наслаждался вечерним прохладным воздухом и запахом трав — это гораздо лучше, чем качающаяся палуба крейсера и запах йода и водорослей. Эх, Блисторн, Блисторн… как ты мог, капитан?
Я спустился к морю, пошел вдоль берега в сторону порта. Зря я это сделал, потому что скоро дорогу преградили заборы поместий богатеев, какие-то причалы мелких и крупных помещиков — пришлось вернуться на основную дорогу, благо, что уже сильно стемнело, а путь освещала лишь красная луна. Фонарей тут и в помине не видали, ночью же, как известно, все кошки серы. Пройдя к порту, я спокойно вошел на его территорию — в этом мире не было никаких КПП, никаких часовых, преграждающих всем желающих проход к причалам.
Громада «Черного принца» так и возвышалась у причала, я не стал подходить к нему — ни к чему было рисоваться на глазах вахтенных матросов и офицеров. Отойдя в дальний конец порта, выбрал свободный причал и осторожно скользнул в воду. Как всегда, ощущение было неприятное — как будто кто-то монстровидный сидит внизу и вот-вот схватит меня за ногу и утянет в пучину. Впрочем, это не помешало мне тихо, практически бесшумно подплыть к кораблю.
Через двадцать минут я был уже под его бортами и, плавая вдоль них, осматривался на предмет болтающихся концов канатов. Ничего не находилось, я уже отчаялся и хотел пересмотреть свой план проникновения на судно, когда заметил небольшой канат, свисающий с борта ближе к корме. Я возблагодарил Бога и небрежного матроса, забывшего этот трос, добрался до него рукой, аккуратно потянул, чтобы проверить его крепость, и стал подниматься.