Ниже ада
Шрифт:
С той стороны эфира удивленно замолчали. Ответ пришел одновременно с нарастающим гулом приближающейся боевой машины.
— Тевтон… огнем поддержим. Цель вижу… Маркус, ты уверен? Последняя ракета осталась…
Так быстро Маркус не бегал еще никогда. За считаные секунды преодолев расстояние до ближайшего здания, он проорал в рацию:
— Ребята, там Вольф! Мочите гада!!!
Страшный, разрывающий барабанные перепонки грохот и клубы темного, поднимающегося в небо дыма послужили очевидным подтверждением — Борт Два не пожалел целой ракеты, лишь бы уничтожить старого генерала.
Глава 21
РУБИКОН
Далеко уйти ребята не успели. Пройдя по узкому, не более метра шириной туннелю, они оказались на
Живчик трясущимися от волнения руками раскрыл вожделенные записи и, подсвечивая себе фонариком, немедленно углубился в чтение. Читал он очень оживленно, все удивлялся чему-то, иногда даже вскакивал и вышагивал в глубокой задумчивости из стороны в сторону. Тишина подземного мира то и дело нарушалась громкими «Ого!», «Вот это да!» и «Не может быть!». Пару раз Костя зачитывал наиболее интересные отрезки вслух, и Ваня, делая вид, что внимательно слушает, невпопад кивал. На самом деле он не слышал ни слова, вернее, не понимал, не мог продраться сквозь пелену боли, скрутившей тело. Она появилась не внезапно, Иван ощущал ее незримое присутствие с того самого момента, как покинул чертоги Хозяйки Медной горы. Но то была дремлющая боль, существующая где-то на периферии чувств. Сейчас же, стоило ненадолго прервать бесконечное движение и устало присесть на холодную землю, прислонившись к пыльной стене, и судорога пронзила мышцы острыми иглами, голова налилась мучительной тяжестью, а все внутренние органы словно заполнились кипящим свинцом. Сознание помутилось, в глазах замельтешила мучительная рябь, давящая на мозг, слабость овладела всем телом, не давая возможности что-либо предпринять. Хуже всего пришлось вискам — их сдавило многотонным прессом, до хруста, до треска. Сотни невидимых отбойных молотков врезались в нервные окончания и долбили, долбили, долбили…
Иван настолько глубоко погрузился в пучины боли, что не заметил, когда пол ушел из-под ног, стены задрожали, а с потолка посыпалась земля. Зато Живчик, испуганный и встревоженный, мигом вскочил, нелепо оглядываясь по сторонам.
— Ванька, что это было?!
Тот ничего не ответил, лишь привычно и совершенно не к месту кивнул.
— Ваня, ты спишь, что ли? — Костя навел на друга фонарик, и тот высветил белое, как лист бумаги, лицо и невидящие глаза с испещренными красными прожилками капилляров белками. Однако Живчик, поглощенный собственными страхами, ничего этого не заметил. — Кажись, сверху взорвалось что-то…
Не успела секундная стрелка дрогнуть, как страх ушел без следа. Туннели осветились призрачным светом и утратили всякую тайну — теперь Федотов неведомым образом знал, куда они ведут после развилки. Он отчетливо представлял, где находится и что укрыто от его взгляда толстым слоем почвы над головой и под ногами. Знание пришло нежданно, но не вызвало отторжения или недоверия — оно было таким естественным и очевидным, будто дремало в его голове всегда, проснувшись в тот миг, когда раздробленный на сотни осколков купол башни-ладьи обрушился на человека без имени… Живчик мог бы почувствовать присутствие странной нечеловеческой сущности, благосклонно и с надеждой взирающей на своего нового Хранителя, мог ощутить полный грусти и смертельной печали взгляд обреченного города, но он слишком увлекся полученным даром, чтобы увидеть главное.
Костя с трудом растолкал друга, пребывающего в каком-то отрешенном состоянии, и помог подняться, попутно отметив про себя, что Ванька совсем вымотался. И это нисколько не удивляло, наоборот, было чудом, что мальчишка, совершенно не подготовленный к тяготам кочевой сталкерской жизни, продержался столько времени.
— Иван, напрягись! Осталось недолго. Давай, я помогу тебе.
Хотя Мальгину стоило огромного труда подняться, он
— Костик, мы не заблудимся? Ты нашел карту? Знаешь, куда идти? — Голос Ваньки еще немного подрагивал и ломался, однако силы постепенно возвращались к нему, а боль отступала, пусть ненадолго, но все же давая передышку измученному человеку.
— Не переживай, не заблудимся. Сейчас идем подземельями Ново-Тихвинского монастыря, это очень старые ходы. Большая их часть вырыта в девятнадцатом веке, но есть и посвежей… Теми, что постарше, сейчас не пройти: многие туннели засыпаны специально, какие-то осыпались сами по себе, другие — в результате строительных работ, ну и так далее. Получается, что сеть хоть и разветвлена, но особого выбора у нас нет — сколько сможем, будем пробиваться по уцелевшему направлению, а дальше придется по поверхности.
— Куда дальше? — Ивана удивляла странная осведомленность друга.
— План такой: для начала доберемся до подвала дома купца Железного. Там достаточно уютно, есть мебель и минимальные удобства. Ты выспишься как следует, я же в спокойной обстановке изучу дневник. Возражения будут?
Тон Живчика — убежденный, напористо-веселый — успокоил друга. Спорить понапрасну не хотелось, к тому же, пока боль вновь не овладела всеми помыслами, нужно было подумать над словами Отшельника, припомнить каждую деталь, оценить странную и мимолетную встречу с легендой прошлой войны…
— Костя, ты ведь историей увлекаешься. Вот скажи, Отшельник — он какой? Хороший или плохой?
Федотов закашлялся:
— Ну, ты даешь… вот это вопрос! Не в бровь, а в глаз. Для Площади — однозначно плохой, для Динамо — отец родной. Ботаническая же всегда нейтралитета придерживалась, хотя благодаря твоему деду симпатии были на стороне Динамы…
— А дед тут при чем?
— Мне кажется, он очень плотно общался с динамовской верхушкой в попытке отвести угрозу от родной станции. Посмотри наши учебники по так называемой новейшей истории, понаблюдай за людьми — нейтралитет нейтралитетом, однако все мальчишки на Боте в играх хотят быть динамовцами: Корнетом, Москвичом или Пашей Гераклом и сражаться с Додоном, Агнией, Испанцем и прочими «площадниками». Если вспомнить, кто занимался составлением учебников, а это был как раз твой дед, то отпадут все сомнения. С его точки зрения Отшельник в большей степени был хорошим, значит, и для нас с тобой тоже, потому что переть против мнения Александра Евгеньевича я бы не стал.
Живчик улыбнулся, но Ивану было не до смеха.
— Костя, я не про учебники спрашиваю и не про дедушку. Считаться хорошим и быть хорошим — все же разные вещи.
— Ты только что его видел, сам можешь оценить…
— Я его не понял. Совсем, — признался Мальгин. — Почувствовал, что в нем есть сила, да не просто есть, а прямо-таки зашкаливает, рвется наружу… Но положительная она или нет — неясно.
— Знаешь, в древности говорили: враг моего врага — мой друг.
— Да забудь ты пока о Бункере! И о Боте с дедом тоже. Отшельник, как историческая фигура, какой? Сам по себе?
— Умеешь, ты, Ванька, кровь пить… Не хуже меня. Ждешь, что я скажу: «Отшельник добрый»? Так не добрый он ни фига! Был бы добрым, не продержалась бы Динамо так долго, да и вообще не подмяла под себя половину ветки. Хороший? Возможно, потому что в Конфедерации Уралмаша народ жил довольно сносно и организовано там все было достаточно грамотно. Злой, хороший, умный — вот так. Еще наверняка хитрый, беспощадный, отчаянный, смелый, кровавый, подлый — такие приставки к прозвищу «Отшельник» я слышал лично, а сколько их еще существует — одному Богу известно. Пойми наконец, он — настоящая Легенда с большой буквы! А плюсы и минусы не нам с тобой ставить — это уже во власти Времени и Истории…