Ниже нуля
Шрифт:
– Кто? Клифф? – спрашивает Блер.
– Нет. Рауль.
– Он – би. Би, – говорит Блер, потом, не очень уверенно, – мне кажется.
– Я не думаю, что он спал с Диди, – говорит Алана.
– Да-а, да и я не думаю, – соглашается Блер.
– Тогда зачем она гуляла с ним?
– Она считала, что прикольно гулять с черным, – отвечает Блер, которой тема уже наскучила.
– Ну и тварь, – говорит Алана, наигранно передергиваясь.
Все трое замолкают, затем Ким произносит:
– Я и понятия не имела, что Клифф спал с Раулем.
– Клифф спал со всеми, – завершает Алана, закатывая глаза.
Ким и Блер смеются. Блер смотрит на
Как я и предсказывал, вечер у Ким – сегодня. Я иду к ней с Трентом. Заехав за мной в галстуке, Трент говорит, что мне тоже надо надеть галстук, и я надеваю красный. Когда мы останавливаемся в «Санто-Пьетро» перекусить перед вечером, Трент видит свое отражение в одной из витрин, строит гримасу и снимает галстук, предлагая снять и мне, что тоже неплохо, поскольку на вечере их никто не носит.
В доме на Холби-Хиллз я беседую с людьми, рассказывающими о покупке костюмов у «Фреда Сигала» и билетов на концерты, слышу, как Трент разглагольствует о своей удовлетворенности коллективом, к которому присоединился в «Ю-си-эл-эй». Я также беседую с Пирсом, другом по гимназии, и извиняюсь за то, что не позвонил, когда приехал, а он говорит: «Не важно», – и что я выгляжу бледным, и кто-то украл новый БМВ, купленный ему отцом в подарок на выпуск. На вечере – Джулиан, и не похоже, что ему пиздец, как сказала Алана; все такой же загорелый, те же светлые короткие волосы, может быть, чересчур худой, но в общем смотрится хорошо. Джулиан извиняется перед Трентом за то, что не смог встретиться с ним в «Картни», уверяя, что был занят, а я стою рядом с Трентом, который только что допил третий джин с тоником, слышу, как он говорит: «Это пиздец как безответственно с твоей стороны», – и отворачиваюсь, размышляя, стоит ли спросить Джулиана, чего он хотел, когда звонил, но когда наши глаза встречаются и мы должны сказать: «Привет», – он отводит взгляд и уходит в гостиную. Ко мне подтанцовывает Блер, напевая «Do You Really Want to Hurt Me?» [12] , вероятно, удолбанная до предела, и говорит, что я выгляжу счастливым, что выгляжу хорошо, и, вручив коробку из «Джерри Маньин», прошептав на ухо: «С Рождеством, хитрюга», – целует меня.
12
«Ты действительно хочешь сделать мне больно?» (англ.) – суперхит британской группы Culture Club (1982).
Я открываю коробку. Это шарфик. Я благодарю ее и говорю, что он очень милый. Она просит надеть его и посмотреть, идет ли он мне, а я отвечаю, что шарфы обычно идут людям. Но она настаивает, я надеваю шарфик, она, улыбаясь, бормочет: «Отлично» – и идет обратно к бару, чтобы взять что-нибудь выпить. Стоя один в углу столовой с шарфиком, обмотанным вокруг шеи, я замечаю Рипа, моего дилера, и мне сразу становится намного легче.
Рип носит объемистый белый костюм, купленный, вероятно, в «Парашюте», и дорогую черную «федору»; он направляется ко мне. Трент спрашивает его, не прыгал ли он с парашютом. «Парашютировал – догнал?» – хихикает Трент. Рип пристально смотрит на него до тех пор, пока Трент не перестает хихикать. В комнату снова
– Как, бля, дела?
– Отлично, – отвечаю я. – Почему здесь нет мебели?
– Ким переезжает, – замечает он. – Спасибо, что перезвонил, конь.
Я знаю, что Рип и не пытался звонить мне, но говорю:
– Извини, я вернулся четыре дня назад и... Я не знаю... Но я тебя искал.
– Да, ну вот и я. Чем могу быть полезен, чувак?
– А что у тебя есть?
– А что ты там изучал? – спрашивает Рип, не особенно интересуясь ответом. Он достает из кармана пиджака два свернутых маленьких конвертика.
– Ну, у меня был курс по искусству, курс по письму и еще по музыке...
– По музыке? – прерывает Рип, изображая восторг. – Ты писал музыку?
– Ну да, немного.
Я лезу в задний карман за бумажником.
– Эй, у меня есть тексты. Пиши музыку. Мы сделаем миллионы.
– Миллионы чего?
– Ты едешь обратно? – спрашивает Рип, не сбиваясь ни на секунду.
Я ничего не говорю, просто смотрю на половину грамма, которую он высыпал на маленькое ручное зеркальце.
– Или ты собираешься остаться... и играть... в Эл-Эе?
Рип смеется и закуривает сигарету. Бритвой он делит кучку на четыре большие дорожки, передает мне скрученную двадцатку, я наклоняюсь и всасываю одну.
– Куда? – подняв голову, громко шмыгая, спрашиваю я.
– Господи, – говорит Рип, наклоняясь. – В школу, оторва.
– Я не знаю. Я предполагаю.
– Ты предполагаешь... – Он втягивает обе свои дорожки, гигантские, длинные дорожки и передает двадцатку мне.
– Да, – пожимаю я плечами, вновь склоняясь к зеркальцу.
– Клевый шарф. Действительно клевый. Похоже, ты все еще нравишься Блер, – улыбается Рип.
– Похоже, – соглашаюсь я, вдыхая вторую дорожку.
– Ну думай, думай, – смеется Рип. Я улыбаюсь, пожимаю плечами:
– Хороший. Как насчет грамма?
– А вот он, чувак. – Он вручает мне один из маленьких конвертиков.
Я даю ему два полтинника и двадцатку, но он возвращает двадцатку со словами:
– Рождественский подарок, пойдет?
– Большое спасибо, Рип.
– Ну, я думаю, тебе пора идти обратно, – говорит он, засовывая в карман деньги. – Не охуевай. Не будь мудаком.
– Как ты?
Я сожалею, что сказал это. Звучит неправильно.
– Как я, чувак, – после паузы отвечает Рип.
– Не уверен, хочу ли... – начинаю я.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не уверен. Там не так уж все иначе.
Рип становится беспокойным, у меня же возникает чувство, что Рипу по большому счету все равно, останусь я или уеду.
– Слушай, у тебя длинные каникулы, да? Месяц, правильно?
– Да, четыре недели.
– Правильно, месяц. Подумай об этом.
– Я подумаю.
Рип подходит к окну.
– Ты больше не диджеишь? – спрашиваю я, закуривая сигарету.
– Ни в коем разе, чувак. – Он проводит пальцами по зеркалу, потом трет ими зубы и десны и убирает зеркальце обратно в карман. – Трастовый фонд бдит, так что все шоколадно. Может, покручу еще, когда бабло кончится. Только проблема в том, что, думаю, оно никогда не кончится, – смеется он. – Я нашел офигительно клевый пентхаус на Уилшире. Фантастический.
– Правда?
– Да. Заезжай.
– Заеду.