НЛО ! Очевидцы неопознанного
Шрифт:
Я достал из кармана блокнот, авторучку и, приготовившись записывать, спросил:
– Почему вы думаете, что это была Богородица? Она что, сама назвала себя так?
– Н-н-нет,- после короткой заминки молвила Дарья Михайловна,- она не представилась. Ну и что с того? А кто же это еще мог быть, если не она? Вся такая божественно прекрасная, в золотом сиянии... Пожалуйста, опишите ее.
– На ней было черное платье до пят. Оно сильно облегало фигуру до бедер, а ниже ниспадало сильно расклешенными складками. Рукава платья были длинными, до запястий. На голове - черные волосы, обрамлявшие лицо непышной прической. Это ее лицо... Оно было ослепительной красоты! Возле ног
дицы стояли на тротуаре три белых ящичка. Они стояли там горкой-друг на друге. Внизу-ящичек покрупнее,
– Говорите, они стояли на тротуаре?
– вопросил я и, шагнув к окну, вперился взглядом в тротуар по другую его сторону.- Но ведь только что вы утверждали, что за окном в тот момент все раздулось и выгнулось в разные стороны. Тротуар тоже выгнулся? И если - да, то как удерживалась на нем горка из трех ящичков?
– Тротуар не выгнулся,- сообщила, коротко вздохнув, моя собеседница. Он был единственной прямой плоскостью в странно искривленном мире за оконной рамой... Богородица откинула крышку на верхнем ящичке. Она вынула из него большой кусок белой ткани с нарисованными на нем цветами разных форм и оттенков. Набросила ткань как платок, на свои плечи и отчасти на грудь. В следующее мгновение она стала опускаться вниз. Погрузилась по пояс в тротуар точно в воду. А затем, глядя на меня, внятно произнесла: "Мир идет к концу... Мы заберем тебя".
– Вы запомнили сказанное ею слово в слово?
– осведомился я, стенографируя в блокноте рассказ Дарьи Михайловны.
– Слово в слово! Услышав благую весть, я перекрестилась и сказала: "Значит, я должна умереть сейчас?" Ответа не последовало. Вдруг рядом с Богородицей появился Николай Угодник. А Богородица тотчас же "выплыла" из тротуара наверх, и оба они застыли передо мною в полный свой рост.
– Откуда вы знаете, что это был Николай Угодник? Он представился таковым? Дарья Михайловна недовольно поджала губы.
– Боги и их помощники не обязаны представляться нам, смертным,- тихо заметила она наставительным тоном.-Мы должны сами узнавать их... Так вот, я узнала Николая Угодника сразу же. Именно таким изображают его на иконах. Золотистая с проседью бородка "скобкой". Добрые и мудрые глаза.
– Как он был одет?
– На нем был однотонный балахон серого цвета, ниспадавший складками до пят. Балахон скрывал очертания тела.
– Дарья Михайловна, миленькая, но ведь Николая Угодника изображают на иконах всегда в другой одежде. Он на иконах - в парчовой ризе и в парчовой же шапочке. А в руке у него - раскрытая книга... Шапочка на голове имелась?
– Нет.
– А книга в руке?
– Тоже нет.
– Так кто же это все-таки был?
– Николай Угодник,- голосом, не терпящим возражений, отрезала собеседница. Потом прищурилась и спросила едко: - Кто же еще, по-вашему, мог явиться ко мне рука об руку с Богородицей? Разумеется, это был он, Николай, помощник Божий, защитник бедных и обиженных жизнью, вроде меня... Когда следом за Богородицей узрела я и его, то совсем уж оцепенела в изумлении. А помощник Божий посмотрел на меня, улыбнулся и молвил: "Доброе утро!" И тут же за окном стало пусто. Небесные посланники исчезли, а золотистое свечение, окружавшее их, померкло... Я была настолько потрясена происшедшим, что стала бестолково бегать туда-сюда по комнате и глупо бубнить себе под нос: "Какое утро? Какое утро? Сейчас еще нет двенадцати часов ночи". Мой взгляд случайно зацепился за циферблат будильника, стоявшего на столе. И я замерла как вкопанная. Стрелки на циферблате показывали пятый час утра! По моим личным ощущениям встреча с посланниками Божьими длилась около двух минут. Между тем, на самом деле, прошло более четырех часов. Что было со мною в течение этого долгого времени? Не ведаю... Вдруг мне захотелось спать. Я шагнула к постели и буквально рухнула на нее. А проснулась... Нет, вы не поверите мне.
– Отчего же? Поверю. Проснулась спустя ровно двое суток! ...Через несколько лет, в очередной раз оказавшись в Ростове-на-Дону, я вновь навестил Дарью Михайловну Шупик. Она по-прежнему служила
ром в общежитии и чувствовала себя для своих лет недурственно.
"Мир идет к концу..." - было сказано ей в свое время. Женщина поняла сказанное так, словно бы речь шла о ее личном "мире", о ее собственной жизни, сию минуту заканчивающейся. "Значит, я должна умереть сейчас?" В ответ - загадочное молчание. Дарья Михайловна по сей день жива и относительно здорова.
О каком же мире, который якобы "идет к концу", было туманно сообщено ей? Неужели же обо всем нашем мире, земном?..
СОЛНЕЧНОЕ ПЯТНО
После той памятной встречи с Дарьей Михайловной прошло около двух недель. Я мотался по Ростову с картой города в одной руке и пачками писем в другой. Я занимался сбором самых разнообразных диковинных сведений. В общем, жил очень интересной, с моей точки зрения, жизнью, наполненной важными делами... А когда поток писем, приходивших на мой адрес "до востребования", иссяк и я отбегался по адресам, указанным в них, пришлось возвращаться домой - в Москву.
Ну, а там без малейшей передышки я продолжил свои занятия делами, которые находил самыми увлекательными среди всех дел на Земле. В частности, созвонился с моим давним и верным сотрудником всероссийски известным гипнотизером и экстрасенсом Валерием Авдеевым.
На протяжении нескольких лет мы с ним проводили сеансы гипноза с людьми, утверждавшими, что они якобы общались с некими таинственными нечеловеческими существами.
Как показал наш многолетний опыт, гипноз - лучшее средство проверки достоверности показаний таких людей. Под гипнозом человек теряет сознательный контроль над своим "я". Он говорит правду, одну только правду. Именно в ходе сеансов гипноза
нам удалось вывести на чистую воду ряд авантюристов, искавших дешевой славы с помощью своих баек, насквозь, как выяснилось на сеансах, лживых...
Пока я в сентябре 1990 года бегал по Ростову, как неутомимый сыскной пес, вынюхивающий следы Неведомого, на мой, на сей раз московский, адрес "До востребования" шли и шли косяком письма от читателей моих статей. Времечко на дворе стояло развеселое, лихое во всех смыслах: наступил момент истины, момент свободы слова. Только что в стране была отменена цензура. И я не замедлил воспользоваться этим. Стал печатать всюду, где только удавалось, статьи и кор.откие заметки об аномальных явлениях. Само собой, с указанием адреса "До востребования" в конце каждой из них.
И вот, вернувшись из Ростова в Москву, я пожал обильный урожай с публикации трех очередных моих статеек, появившихся месяцем ранее в столичной прессе.
Мне пришлось дважды сходить на почту с двумя большими сумками в руках. За один раз я просто не донес бы оттуда до своего дома все эти вороха ворохов человеческих воплей о встречах с жуткими демонами, плачей о штурмовых налетах полтергейстов, откровений о встречах с богами, отчетов о контактах с экипажами НЛО.
Покопавшись в поступившей корреспонденции, я выудил из нее все конверты с московскими обратными адресами. Потом занялся беглым просмотром их содержимого. На это ушло два дня. Лишь затем я позвонил Валерию Авдееву.
– Привет, старик,- бодро сказал я.- Накопилась новая пачка контактных сообщений от москвичей. В большинстве из них указаны номера домашних телефонов... Приступим к работе?
– Да хоть завтра же!
– последовал немедленный энергичный ответ.Созванивайся с контакторами и выстраивай их в очередь, составляй список. А потом приводи людей по списку ко мне домой... Когда приведешь первого?
– Завтра и приведу.
– Договорились. До завтра!
26 сентября в квартире Валерия Авдеева была погружена в гипноз некая Антонина Зайцева, возраст40 лет. То, что произошло в ходе сеанса гипноза, носило, очень и очень мягко говоря, неординарный характер.
За ходом сеанса наблюдал один совершенно посторонний для нас с Авдеевым человек - некий Александр. Наш постоянный сотрудник, профессиональный фотограф в тот день приболел. А тут вдруг выплыл из московской круговерти Александр с фотоаппаратом под мышкой, и я именно на один этот день спешно подключил его к работе в качестве фотолетописца скромных наших деяний.