НЛО прибывает по расписанию
Шрифт:
– Почему же ты сразу не крикнул?
– Ага, крикнешь тут! Сами бы кричали! У меня дыхание перехватило!
– Странно, что эту тарелку видишь только ты, Пузиков, и кроме тебя больше никто, – недоверчиво заметила Катя. – Тебя того… глюки не посещают?
Если разъяренный Пузиков не треснул от возмущения, то лишь потому, что был довольно прочен и рассчитан на большие нагрузки. Вернувшись на то место, над которым, по его утверждениям, висела тарелка, он стал рыться в снегу.
– Где-то тут это должно
– Что ты ищешь? – поинтересовалась Катя.
– Сам не знаю что, – как крот, роясь в снегу, отозвался Борька. – Если тарелка висела здесь, значит, у нее была какая-то цель. Возможно, она хотела нас предостеречь или что-то нам передать. Нашел!
Вытащив нечто из снега, Пузиков положил этот предмет себе на ладонь. Поспешив к нему, ребята увидели маленькую, не больше игральной карты, пластинку со множеством небольших отверстий.
– Видели? – торжествующе воскликнул Борька. – Что, съели?
Федор пожал плечами. На его взгляд, в пластинке не было ничего необычного.
– Это от батарейки или еще от чего-то, – сказал он. – Разбрасывают всякий мусор. Ты еще в мусорном баке покопайся, там и не такое найти можно.
Засопев, Пузиков сунул пластинку в карман.
– Я тебе докажу, что это не от батарейки, – таинственно пообещал он. – Увидишь, что докажу!
– Валяй, доказывай! – великодушно согласился Макаров.
Вскоре ребята благополучно пересекли заснеженный сквер и вышли к массивному, похожему на коробку из дешевого картона зданию театра.
В этот довольно ранний час спектаклей еще не предвиделось и даже репетиции не начинались. Прикусив от усердия нижнюю губу, Катя вставила ключ в железную дверь, находившуюся в десятке метров от козырька служебного входа. Ключ послушно провернулся в личинке замка, и дверь, поддавшись, открылась.
Катя, а за ней и Федор с Борькой проскользнули на узкую лестницу.
– Пахнет вкусно! Капустой и еще чем-то – то ли томатной пастой, то ли кетчупом… – принюхался Пузиков.
– Еще бы не пахло! Вон там столовая, – сказала Катя, кивнув на вентиляционные вытяжки в стене.
Они поднялись на один этаж и оказались в длинном коридоре, в который выходило десятка полтора комнат. Катя со знанием дела толкнула вторую по счету дверь, и они оказались в очень теплом и просторном помещении, где одна к одной тесно громоздились декорации.
У окна печально притулилась избушка на курьих ножках. На полу на трех стульях расположились фанерные стены хором Царя Гороха. Тут же сами собой простуженно позванивали гусли Садко. Рядом в большой коробке лежали сабли и щиты, а к неработавшему вентилятору оставшийся неизвестным театральный хохмач прицепил белую бороду Черномора. С белой бороды свисала бумажка, на которой фломастером значилось: «Запасная борода Бубко!»
– Кто этот
– Главный режиссер, – пояснила Катя.
– И что, у него есть борода?
– У него вообще волос нет, он лысый.
– А-а, – протянул Федор. Ему захотелось прояснить, а при чем тут борода, но он не решился.
Борька грустно облизнулся. Похоже, его мысли витали где-то в гастрономических высях.
– У меня вот какая идея! – сказал он мечтательно. – Ночью, когда из театра все уйдут, мы проберемся в столовую и чего-нибудь там уворуем.
– У тебя мелкоуголовные замашки, Пузиков! – укоризненно сказала Туркина, решив про себя, что это совсем неплохая идея.
Борька неуклюже стал пробираться к единственному большому окну, как вдруг между лопатками ему уткнулось что-то твердое и холодное.
«Руки вверх! Ты арестован!» – рявкнул кто-то.
Пузиков тревожно оглянулся. В спину ему упиралось дуло немецкого автомата времен Второй мировой войны, а чуть выше на него смотрела черная, как у террориста, маска с небольшими прорезями для глаз.
Осознав увиденное, Борька заорал, как раненый заяц.
– Ты что, нервный? Хочешь, чтобы весь театр сюда сбежался? – тревожно поинтересовался Федор. Он сдернул с себя маску и плотно закупорил ею паникеру рот.
– Не… не хочу, – сказал Пузиков, отплевываясь. – Вот болваны! – забормотал он. – Напугали и рады! Полные памперсы восторга!
Открыв дверь с болтавшимся на ней коровьим черепом, Туркина деловито забралась в избушку Бабы Яги.
– Все, финиш! Я хочу спать, – сообщила она. – А вам, мальчики, придется найти себе другое место. Втроем мы сюда все равно не влезем.
– Туркина-Буркина! Оттяпала себе самое лучшее местечко! – заворчал опомнившийся Пузиков. – Тут больше и негде спать. На мечах, что ли?
– А что, отличная идея. Йоги – те вообще спят на гвоздях и ничего, не жалуются, – напомнила Катя.
Она шумно повернулась в избушке, и все маленькое сооружение заходило ходуном…
Федор проснулся уже в сумерках. Пол хранилища декораций слегка подрагивал, и из-под него доносились приглушенные стенами звуки фонограммы. Должно быть, на сцене шел спектакль.
Вспоминая, где он находится, мальчик недоуменно покрутил головой и, присев, свесил ноги с людоедской кровати. Рядом на прокрустовом ложе из спектакля по мифам звучно похрапывал Пузиков. От незапертой двери они были надежно отгорожены завалом из декораций, так что если бы кто-нибудь и заглянул, то едва ли смог бы их обнаружить.
Из единственного окошка избушки на курьих ножках лился слабый голубоватый свет. Выглядело это довольно-таки зловеще, и Макаров не позавидовал Ивану-царевичу, натолкнувшемуся на эту избушку в лесной чаще.