Ночь черного хрусталя
Шрифт:
– Да перестаньте, – сказала Ева, – уймите свои страхи и не нарушайте торжественной тишины.
– Я не боюсь, – возразил Граве, – просто я так реагирую на охлаждение. Вы спрашиваете, что стряслось, господин Милф? Нечто такое, что не укладывается в моем сознании. Нечто небывалое, скажу я вам. Вот именно. Поселок жил своей нормальной вечерней жизнью, поселок, в котором живут ученые и кое-кто из служб Центра. Ну, вы представляете, как в таких поселках проходят вечера…
«Черта с два я представляю, – подумал Милов. – Никогда не жил в таких поселках, да и с учеными что у меня общего? С
– Ну, разумеется, могу себе представить, – ответил он вслух.
– И вот в этот спокойный, совершенно благопристойный, могу вас заверить, поселок внезапно врываются какие-то… Не знаю даже, как их назвать…
– Психи, – сказала Ева.
– Во всяком случае, какие-то совершенно неприличные люди, хулиганье. Вооруженные пистолетами, охотничьими ружьями, не знаю, чем… Врываются в коттеджи. И начинают, вы не поверите, избивать людей, крушить все вокруг себя – мебель, посуду, лампы, книги, бить окна… Я как раз занимался терминалом в доме профессора Ляйхта – они разбили весь компьютер, это акт вандализма, нет другого слова… Меня сильно ударили в спину, я вынужден был покинуть дом. Я хотел сесть в машину и уехать, но на стоянке было множество таких же головорезов – боюсь, что машина может пострадать… Тогда я побежал ко входу в пещеры. В этом направлении бежали и другие, за нами гнались, но мне удалось ускользнуть – мне и вот доктору Рикс… Это было ужасно, ужасно – они избивали людей, стреляли – я надеюсь, что в воздух, но выстрелы раздавались совершенно отчетливо…
– Интересно, – пробормотал Милов. – Откуда же они взялись?
– О, на этот вопрос я, к сожалению, могу ответить совершенно точно: это были местные жители, фермеры, сельскохозяйственные рабочие… Да, как ни постыдно, это были намуры. А ведь мы испокон веку отличались спокойным, уравновешенным характером. Если бы это совершили фромы, я, откровенно говоря, не очень удивился бы; поверьте, мне чужда всякая национальная ограниченность, я ни в коем случае не расист, но фромы есть фромы, это вам скажет кто угодно… Но это были намуры, господин Милф…
– Так что судьба остальных жителей вам неизвестна?
Ответила Ева:
– Люди бежали, как я заметила, главным образом к Центру; а куда еще можно было деваться? Надеюсь, им удалось добежать. В пещере, кроме нас двоих, никого, кажется, не оказалось, и туда за нами никто не погнался.
– Поселок далеко от Центра?
Ева встала, вытянула руку:
– Примерно там… Обычно его легко опознать: над ним тоже как бы световой купол, особенно когда в небе облака. А сейчас совершенно темно…
Граве снова икнул. Ева подошла к нему, села рядом, обняла, сказала:
– Грейтесь, а то мне даже жарко стало от таких воспоминаний. А вообще, когда вы в последний раз были у психоаналитика? – Граве не ответил. Налетел ветер, принес удушливо-тошнотворный запах. Ева фыркнула, Граве закашлялся, потом пробормотал:
– Это снова органики что-то такое выплеснули.
– Какая разница? – отозвалась Ева.
– Да нет, я просто так.
Милов краем уха слушал их разговор, думал же о другом. Нет, это все к нему отношения не имело.
– Простите? – спохватился он, поняв, что обращаются к нему.
– Я говорю: скорее всего, это месть фермеров. Центру не следовало отказываться от закупок. Это было так неожиданно и для фермеров столь болезненно… Нет, я не оправдываю их, не поймите превратно, но ведь они на это рассчитывали, и вдруг…
– Вовсе не вдруг, – не согласилась Ева. – Мы их уже не раз предупреждали: содержание нитратов в овощах выше всяких допустимых пределов. У Центра достаточно денег, чтобы получать за них доброкачественную пищу.
– Простите меня, доктор, но это эгоизм, – сказал Граве обиженно. – Конечно, вы иностранка, но мне, намуру, не все равно, как будут жить наши фермеры. Поверьте, им не так-то легко, и в какой-то степени их можно – нет, не оправдать, разумеется, но во всяком случае понять логику их мышления…
– Понятно, – сказал Милов, хотя рассуждения Граве его совсем не убедили. Впрочем, чего не случается на свете… – Значит, поселок они разгромили? – Он встал, с удовольствием потянулся. – Ну, кажется, мы достаточно отдохнули… Глядите-ка, а ведь там уже не так темно, как было только что!
И в самом деле, облака над местом, где находился поселок, словно бы посветлели.
– Ну, слава Богу, – сказала Ева. – Значит, все кончилось, люди вернулись. Может быть, и мне?.. – подумала она вслух. Милов смотрел на облака, они становились все ярче.
– Нет, – сказал он, – думаю, это не обычное освещение. Может быть, это и не поселок вовсе?
– Но там именно Сайенс-виллидж, – сказала Ева, – ничего другого там нет.
Зарево разгоралось неровно, как бы играя – но упорно.
– Если это поселок, то он горит, – сказал Милов, – другого объяснения не вижу.
После этих слов они смотрели молча. Потом Граве сказал:
– Да, это, несомненно, пожар. Колоссальный. Какой смысл был исправлять компьютер, который все равно сгорит – даже и то, чего они не успели разбить?
– Господи, – пробормотала Ева, – почему, почему? За то, что мы не купили у них сколько-то тонн капусты или томатов? Это же немыслимо и бессмысленно, это невозможно понять!
– Ну, – сказал Граве, – люди бежали в спешке, кто-нибудь забыл выключить нагревательный прибор, а от этого до пожара – один шаг.
– Пожалуй, нет, – сказал Милов, – очень уж бойко горит. – Случайный пожар не распространяется так быстро: ветра почти нет. Тут скорее поджог, с разных сторон одновременно. Очень благородно с их стороны, что хоть людей выгнали из домов.
Ева усмехнулась, сказала:
– Ну, меня вот не очень выгоняли – наоборот, несколько молодых людей хотели задержаться со мной в доме. Юнцы, физиономии в прыщах, решили, видимо, познакомиться вплотную. Да, вот еще что: на груди у каждого из них был пришпилен дубовый лист – по-моему, не настоящий, а то ли пластиковый, то ли матерчатый… Отличительный знак, так сказать.