Ночь до дедлайна
Шрифт:
Ирка рассмеялась, показала большой палец:
– Твой серый мешочек она, я так понимаю, оценила?
Я вздохнула и усмехнулась:
– Она вроде тех преподов, которые раньше третьей пересдачи тройку не ставят.
– О, - мрачно протянула она, - счастье-то какое. И что думаешь делать?
– А что я могу? Буду работать лучше. И ещё мне посоветовали... хм, быть скромнее.
– Чего?!
– вскинулась Ирка, - в смысле? Да ты монашка!
– Моя коллега так не думает. Она сказала мне, что в их коллективе можно выжить, только одеваясь в цвет моли, собирая волосы и смывая макияж. Не знаю, правда, что мне смывать, ресницы, что ли, подстричь?
–
– Ща я тебе всё расскажу, как это работает, я это проходила. Значит, в любом коллективе есть тупая кошёлка, которая всех ненавидит, и думает, что ей все должны. Она нестабильна как чёрт знает что, её кидает от воротника под горло до декольте модели "последняя надежда выйти замуж", она злобная, как недотраханная самка гориллы, и главное, что ты должна о ней знать - ты ей не угодишь, хоть ты на изнанку вывернись. Даже не пытайся. Тем более, что вкусы у неё меняются постоянно, сегодня у неё ПМС, завтра понос, послезавтра менопауза, и только ты к одному привыкла, у неё сразу стартует другое, и ты постоянно в попытках угнаться за её загонами будешь скатываться всё ниже и ниже, а результата не будет, она тебя ненавидит не потому, что ты плохая, а потому, что жизнь у неё плохая, ты тут ни при чём. И не трогай свои ресницы, они у тебя офигенные. Ешь, остынет.
Я стала есть с огромным облегчением. Чем мне всегда нравилась Ирка - у неё хватало смелости говорить вслух то, о чём мне было стыдно даже думать. В глубине души я была с ней немножко согласна, а когда вспоминала свою работу, которую наставница своими правками только испортила, внутри вообще поднимался гнев, настолько мощный, что мне становилось страшно. Я пыталась себя успокаивать и уговаривать, что всё наладится, но этот гнев не проходил, он затаился внутри, и сидел там как тёмная грозовая туча, в которой тихо что-то рокочет и немного поблёскивает, слегка.
– Ладно, всё, я успокоилась, - заявила Ира, - дальше?
Я подумала, что если начну рассказывать всё, то точно разревусь, а не хотелось, поэтому я начала с того, что не понимаю, когда эти люди вообще работают, если они приходят поздно, уходят рано, а между этими событиями у них затяжной обед. Ирка смеялась и говорила, что так везде, я привыкну.
Мы сделали кофе и вышли на балкон, Ирка курила, я - нет, но мне нравилось стоять с ней, она с сигаретой становилась задумчивой и философской, могла выдать какую-нибудь цитату из поэмы, или только что придуманную жизненную мудрость, я иногда даже записывала. Сегодня она смотрела на полоски предзакатных облаков особенно хитро и проницательно, медленно затягивалась, сбивала пепел с таким выражением лица, как будто прошла три войны и пять революций, и поняла что-то очень важное, и сейчас это скажет. Я на всякий случай достала телефон, готовясь записывать. И Ирка сказала:
– Знаешь, за что я люблю Бузову? У неё сисек нет. А мы, бессисечные, должны держаться вместе.
Я вздохнула и спрятала телефон.
= 2. День второй, исправленный и дополненный
– Нет! Стой, не уходи, подожди! Алька, стой, или я сейчас выпрыгну!
Я с досадой обернулась, стоя посреди двора и глядя на Иру, которая махала мне руками с балкона - я специально вышла раньше, чтобы с ней утром не пересекаться, но она, зараза, тоже встала раньше, как чуяла. И сейчас она стояла на балконе в растянутой майке своего парня, лохматая, неумытая и очень злая. И уже перекидывала ногу через ограду балкона.
– Стой, я сказала, вернись сию секунду!
Перелезет, я не сомневалась, поэтому опустила голову и побрела к ней, как на казнь. Потому что на мне был мамин костюм. Мы перевезли часть вещей, но почему-то это оказались зимние вещи, а коробки с летними не влезли в машину, и мама сказала, что мы займёмся этим на выходных, в понедельник я должна была приехать после работы к ней, я пообещала, но решила сделать вид, что забыла - не хотела с ней разговаривать, она иногда умела превратить досадную проблемку в катастрофу, если бы я к ней вчера поехала, я бы сегодня вообще никуда не пошла. И из двух зол я выбрала серую, полосатую и мешковатую - она, по крайней мере, молчала.
– Вернись немедленно, или я спрыгну!
– Иду, всё, - я подняла руки, сгорбилась и пошла быстрее.
Ирка стояла на пороге, в разных тапках, в трусах и с сигаретой, смотрела на меня ястребом - мне конец.
– Ты думала, тебе удастся меня опередить?
– тоном болливудского злодея выдала она, смерила меня взглядом и медленно кивнула сама себе: - Снимай, ты в этом не пойдёшь. Никогда больше, только через мой труп.
– Ира, я не могу просто взять и перестать его носить, - мрачно призналась я.
– Перешей. Ткань нормальная, отдай в ателье, тебе из него конфетку сделают. У меня есть отличная швея, тут рядом, в подвальчике.
Мне тоже приходила в голову эта мысль, но позволить кому-то резать мамин костюм казалось кощунством.
Ира внезапно сделала хитрые глаза и загадочно пропела:
– Алис, слушай... а если так?
– и указала пальцем куда-то вверх, я посмотрела - там ничего не было. И в тот момент, когда я опускала голову, Ирка ткнула меня в плечо сигаретой.
Я рот раскрыла от шока, глядя на пропаленный круг на границе рукава и плеча, прямо в шов, хирург грёбаный.
Ира изобразила наигранные круглые глаза, медленно прижала пальцы ко рту, издевательским тоном пища:
– Ой, какая я дура, как я могла!? Позволь мне загладить свою вину! Я заплачу, и даже не спорь, я должна это сделать, иначе я себе не прощу!
– Сделала нормальный голос и приказала: - Снимай.
Я сняла - не идти же с дыркой. Мне было даже интересно, что она теперь сделает. Она сняла с вешалки свою куртку и протянула:
– На, на один день сойдёт. А вечером пойдём в ателье. А лучше вообще по магазинам. И не вздумай "быть скромнее", я тебя умоляю, будь сукой ещё сучее той суки! Выгонят значит выгонят, на тебе ипотека не висит. А позволять так с собой обращаться нельзя. Иди. Благословляю тебя на подвиги, мой рыцарь пиджака и фотошопа!
– и чмокнула меня в щеку, заставив засмущаться, рассмеяться и всё простить. Она всегда делала за меня то, что я не могла. Не знаю, как я вообще когда-нибудь смогу жить без неё.
Дорога на работу мне очень нравилась - много неба, много зелени, рядом река, дорога почти пустая. Рабочие заводов, видимо, либо приходили раньше, либо не ходили пешком - по дороге пару раз проезжали автобусы с названиями фирм, я видела, как они забирали рабочих у метро. Сначала задумалась о том, чтобы попроситься с ними, но потом решила прогуляться - сейчас был тот волшебный период мая, когда Питер забывает о своей мрачной репутации. Весь мир вокруг как будто пел что-то весёлое на своём непонятном языке, но ритм ощущался, деревья спешили расти, цветы расплёскивали аромат без чувства меры, птицы звали друг друга размножаться. За спиной раздался рокот мотоцикла, и мои мысли тоже резко свернули в сторону размножения.