Ночь эльфов
Шрифт:
И все – мужчины и женщины, солдаты и варвары, слуги и господа – почувствовали, как где-то внутри них отдается певучий и в то же время мощный голос Мерлина.
– Народ гномов, племя земли, вы, у кого похитили священный талисман Каледвх, Экскалибур, священный Меч Нудда, – знайте, что все мы собрались здесь, чтобы восстановить справедливость!
Мерлин замолчал, и на берегу снова воцарилась тишина. Костры уже догорали, и тлеющие угли едва могли рассеять ночную темноту. Перед его глазами мелькали бесчисленные отблески на доспехах, шлемах, остриях копий – от этого стальные латы были похожи на блестящие панцири майских жуков… Где-то в этой толпе немногие уцелевшие гномы слушали его со слезами на глазах –
– Не только один народ на свете, и не только один бог! – снова заговорил он. – Ибо так устроено мироздание! Боги захотели, чтобы были и хищники, и безобидные твари, подводные чудища и птицы небесные! Богиня создала четыре великих народа – эльфов, людей, гномов и монстров, – ни один из которых не должен править остальными! Вы, которые некогда объединились, чтобы разбить армии Безымянного Зверя, вы, которые установили мир, – вы знаете, что ни один народ не может царить на земле единовластно! Ибо тогда все исчезнет… Все – и хищники, и агнцы, и подводные чудища, и птицы небесные, и сам этот мир, – все погрузится в безмолвное небытие единственной вселенной… Это будет смерть мира…
Последние слова Мерлин почти прошептал. Утер с беспокойством взглянул на него: казалось, он вот-вот упадет. На мгновение Мерлин предстал тем, кем он на самом деле был: ребенком, слишком быстро повзрослевшим, слишком одиноким, с трудом несущим на своих слабых плечах слишком тяжелый груз.
Рыцарь невольно протянул к нему руки, но Мерлин жестом остановил его. Короткий взгляд, едва заметная улыбка – и он возобновил свою речь.
– Завтра наступит первый день нового года, – сказал он. – И завтра, наконец, мы двинемся к Лоту! Пришел тот момент, которого вы ждали почти целый год. Может быть, ваши близкие сочли вас мертвыми. Может быть, для вас зажгли они костры Самайна по всему королевству…
Утер перестал вслушиваться и прикрыл глаза. Он испытывал противоречивые чувства – словно бы Ллиэн внутри него была охвачена воодушевлением, тогда как его человеческая часть не могла поверить во всю эту магию… Неужели он правда оставался на Авалоне почти год? Или там, на острове фей, время течет иначе? Он снова вспомнил непрерывный быстрый бег облаков, который с самого начала удивил его. Может быть, это был знак?
Внезапно он осознал, что голос Мерлина изменился, и, взглянув на мужчину-ребенка, увидел, что тот протягивает ему руку. Когда Утер протянул в ответ свою, Мерлин схватил ее и вывел его вперед.
– Вот тот, кого вы ждали! Пендрагон, и человек, и эльф одновременно, ибо королева Ллиэн слита с ним и говорит его устами!
– Нет! Никто не говорит от имени эльфов!
Этот крик, донесшийся с другого конца лагеря, вызвал общий ропот. Толпы, собравшиеся вокруг костров, расступались, пропуская кого-то, чьего лица ни Мерлин, ни Утер, никто другой на холме не могли различить. Но вот, наконец, первые ряды расступились, и тогда они увидели его.
Ллэндон.
Он шел быстрыми шагами, сжимая в руке длинный кинжал. Когда все его узнали, глухой ропот сменился неописуемым шумом и смятением. В течение года Ллэндон опустошал королевство Логр, и многие люди лишились по его вине своих близких и имущества. Что касается его сторонников, то большинство из них покинули его, охваченные отвращением при виде нескончаемой череды убийств, и один его вид наполнял их стыдом.
Прежде чем кто-то успел его остановить, Ллэндон одним прыжком оказался возле Утера, вцепился в его тунику и занес над его головой кинжал. Лицо эльфа было до неузнаваемости искажено смертельной ненавистью. Противники были одного роста, но Утер, конечно, был гораздо сильнее. Однако он стоял не шелохнувшись, не делая ни малейшей попытки защититься. Он смотрел королю Высоких эльфов прямо в глаза, и его губы начали произносить какие-то слова – так тихо, что никто, кроме них двоих, не мог ничего расслышать.
Ллэндон мгновенно опустил руку, и на лице его появился страх. Глаза Утера изменились. Теперь они были светло-зелеными и так сверкали, что казались почти золотыми. Глаза Ллиэн. И Ллиэн его устами прошептала смертоносное заклинание:
– Ллэндон аэльф аэтелинг, рвстан аэрфе. Рестан аэрфе, хаэль хлистан!
Взгляд Ллэндона затуманился, веки опустились. Он задрожал всем телом, в уголках глаз выступили кровавые слезы и покатились по щекам.
– Утер, нет! – прошептал Мерлин позади него.
Никакой реакции.
– Ллиэн, прошу тебя!
Пендрагон повернул к нему голову, и на мгновение Мерлин встретился взглядом с его золотистыми глазами. Даже эти глаза обладали божественной мощью… Но в следующее мгновение их взгляд померк, Утер опустил голову, и его напряженное тело ослабло. Тогда Ллэндон, в последний раз содрогнувшись, выронил кинжал и упал на колени, потом рухнул лицом в землю у ног рыцаря, подобно сломанной марионетке, испуская жалобные стоны. Он с трудом переводил дыхание, и из глаз продолжали течь кровавые слезы, смешиваясь с пылью.
И собравшиеся вокруг них народы трех племен с немым удивлением созерцали неведомую силу Пендрагона.
Глава 14
Голос Фал Лиа
Опустошительная война налетела на королевство Логр, словно зимний ветер. Ледяной ужас сковал сердца людей задолго до приближения Пендрагона, с тех пор как армия под командованием Эскана де Камбенета была разбита наголову во много раз превосходящим войском под стенами Кардуэла, самого большого города в Камбрии. Герцог Эскан напрасно ждал помощи, обещанной регентом, каждый день ожидая вестей от своих разведчиков. Но впереди армии Пендрагона шли зеленые эльфы, и никто, выйдя за пределы города, не мог избежать их засад. Ранним утром стражники на крепостных стенах забили тревогу. Как и предвещали слухи, ярко-алые знамена с изображением золотой головы дракона застилали горизонт, и огромное войско быстро приближалось – судя по всему, оно даже не собиралось тратить время на разбивку лагеря. Оно походило на бурный поток, сметавший все на своем пути. Герцог Камбенет погиб в схватке, как и множество других, от ударов тяжелых гномовских топоров или от эльфийских стрел, дождем сыпавшихся на город. Когда тело герцога нашли, оно выглядело так ужасно, что невозможно было даже понять, каким оружием он был убит.
В захваченном городе не было ни резни, ни грабежей (с большим трудом удалось заставить варваров смириться с этим), и весть о таком неожиданном великодушии привлекла на сторону Пендрагона даже больше сторонников, чем неумолимая жестокость его врагов. С тех пор его армия больше не встречала сопротивления – по крайней мере, до прибытия к стенам Лота.
В каждом городе или деревне, встречавшихся на пути армии, к ней присоединялось множество людей – из слабости или по искреннему убеждению, из страха или воодушевления. Вскоре ее численность возросла неимоверно – огромное войско растянулось на несколько лье, а позади ехали повозки, нагруженные зерном и пивом, шли целые стада коров, овец и свиней. А еще воры и шлюхи, детии старики, торговцы и лжедруиды, лекари и убийцы, железных дел мастера и портные, целая передвижная кузница, принадлежавшая гному-оружейнику, крестьяне, вооруженные цепами и вилами, безбоязненно вступавшие в перебранки с закованными в броню рыцарями, и даже священники, за которыми следовали и их прихожане – по доброй воле или по принуждению. За время движения этого бесчисленного людского потока происходили рождения и смерти, грабежи и убийства, казни и отмщения – но ничто не могло его остановить.