Ночь, которой не было
Шрифт:
Неизвестное, неведомое доселе чувство пронзило Николь, и она окончательно смешалась, точно внезапно оказалась в прошлом, вернулась в то утро, вспоминая, как он наклонился над ней, и от его тела слабо пахло мылом и одеколоном, как…
— Николь!
Она вздрогнула, пытаясь отогнать от себя незваные воспоминания и не сознавая, что у нее на глазах выступили слезы.
— Ты плачешь?! Что случилось?
Слезы… Она медленно помотала головой, объясняя приглушенным голосом:
— Нет, ничего не случилось. Я просто
— Я оставил его на стройплощадке у Воддингтона. Сказал ему, что мне надо успеть на встречу с клиентом в центре города, и пообещал забрать его позднее. Я хотел поехать домой переодеться, но подумал, что надо заскочить и сюда: убедиться, что у тебя все в порядке.
Вначале Мэтт поселился в одном из отелей городка, но теперь арендовал дом в нескольких милях от офиса.
— Ты уверена, что у тебя все в порядке? — тихо спросил он.
Один из официантов направился к двери, и Николь, совершенно инстинктивно, шагнула в сторону, пропуская его. Мэтт последовал за ней, и как-то незаметно они оказались в тени. Этот полумрак словно отдалил их от суеты и шума. Мэтт протянул руку, заслоняя Николь, когда к ним устремилась еще одна официантка с подносом, и теперь опирался на стену, отгораживая Николь от любопытных взглядов и еще больше усиливая впечатление полной уединенности.
— Да, да. Все хорошо…
Неужели внутренняя дрожь передалась рукам? Если так, заметил ли это Мэтт? И что он подумал? От смущения у нее слегка кружилась голова. Она была не в силах пошевелиться или заговорить, слишком ясно сознавая, как близко от нее он сейчас стоит. Николь не могла смотреть ему в глаза и потому уставилась прямо перед собой. Это было ошибкой: оказалось, что ее глаза находятся, как раз на уровне его обнаженной шеи. Кожа была гладкой и загорелой. Николь вдруг с ужасом поняла, что ей хочется поднять руку, дотронуться до него, погладить, прикоснуться к нему! Она торопливо сглотнула, мучаясь оттого, что кровь бешено, стучит в голове.
Грудь Мэтта вздымалась при каждом вдохе, завораживая ее. Когда-то давно она вот так же стояла, прислонившись к этой груди, когда-то эти руки обнимали ее, прикасались к ней, ласкали все ее тело…
— Николь!
Неожиданная резкость его голоса быстро вернула ее с небес на землю. Она напряглась, отступила от него, как можно дальше, и глаза ее испуганно расширились, когда она поняла, что отойти дальше уже не может — позади оказалась стена.
— Я… я должна идти… Официанты…
Она услышала свой собственный голос и сразу поняла, что бормочет какую-то несусветную чушь; от страха и беспокойства голос ее был таким же напряженным, как и тело. Она скользнула в сторону, обходя Мэтта с такой осторожностью, словно любое прикосновение к нему было бы для нее смертельно, и поспешила к дверям.
Позади, раздался шорох — она догадалась, что он последовал за ней. Во рту у нее пересохло, и все мускулы, казалось, ныли от невыносимого напряжения.
— Машины, значит, сегодня нет, — прокомментировал Мэтт, когда они вышли на улицу.
— Нет, — отрывисто подтвердила она. — Машина на техосмотре. Гордон заедет за мной после работы.
Она вспыхнула, изо всех сил прикусив нижнюю губу. Зачем только понадобилось упоминать о Гордоне? Ведь она уже давно не девочка, которая пытается произвести впечатление на поклонника, упоминая в разговоре несуществующего дружка!
Что только на нее нашло — ведь Мэтт даже и не пытался… Он всего лишь раз сделал ей комплимент, вот и все!
— Я поеду, переоденусь. Мы с Аланом вернемся около половины первого.
Ей опять показалось — или голос Мэтта действительно стал более резким и холодным?
Позже, вернувшись к себе в кабинет, Николь несколько раз принималась искать ответ на вопрос: а чего, собственно говоря, она так боится? Совершенно очевидно, что Мэтт не узнал ее, и, даже если предположить, что его влечет к ней, — хотя это едва ли соответствует действительности, — совершенно очевидно, что он не из тех, кто будет отбивать чужую невесту. Итак, чего же она боится? Почему каждый раз, когда Мэтт подходит к ней, и душой и телом она превращается в нечто напоминающее кусок трясущегося желе?
Николь уже догадывалась, в чем причина, и такое состояние дел отнюдь не радовало ее. Она закрыла глаза, не в силах подавить прилив боли и стыда, захвативший ее. Ведь Мэтт был ее первым любовником, ее единственным любовником, и это, правда, даже если она и не помнит ничего о той ночи. Вот, должно быть, почему тело ее так реагирует на его близость, вот почему она так необычно себя чувствует в его присутствии. Вероятно, на каком-то неведомом, глубинном, атавистическом уровне тело ее до сих пор не может забыть о близости, что связала их в ту далекую ночь.
Три часа спустя, наблюдая за смеющимися и весело болтающими людьми, Николь размышляла о том, что решение Мэтта устроить общее собрание в честь отставки Алана было совершенно правильным.
Несмотря на то, что с самого начала, похоже, Алан испытал настоящее потрясение, почти с неохотой позволяя вовлечь себя в происходящее, было ясно, что его тронула чуткость и внимательность сотрудников и подчиненных, их желание устроить для него праздник. Когда ему вручали кубок с выгравированными на нем датами и названием фирмы, в глазах Алана стояли слезы. Николь в очередной раз восхитилась Мэттом, когда в своей короткой речи он упомянул причину, по которой Алан принял решение оставить фирму. Многие мужчины и немало женщин предпочли бы обойти столь деликатную тему, чувствуя смущение и опасаясь реакции Алана.