Ночь кровавой луны
Шрифт:
— Люций, если бы ты был дома, — шептала я, оказавшись у знакомого крыльца совершенно неподготовленной к встрече с родными. Им нельзя говорить про темного эльфа. Мать упадет на пол и начнет биться головой о доски, ведь эльфы — предвестники скорой смерти. — Но что же мне сказать? Как объяснить скорый уход из дома?
Глава вторая
(Розали)
От покосившегося сарая отделилась неуклюжая тень, и я вскрикнула, уронив колчан со стрелами.
— Розали? — раздался удивленный голос Форга — разносчика пива в местном трактире, расположенном совсем недалеко от нашего дома. — Что ты так поздно здесь делаешь?
Форг едва доставал мне до плеча, но его грубый и хриплых голос походил на голос пропойцы, а вид вызывал у меня рвотные позывы. Если он и мылся, то очень редко.
— Это ты что здесь делаешь? — набросилась я на парнишку, схватив его за ухо и брезгливо морщась. — Решил поживиться нашими дровами?
— Нет! — заверещал Форг. — Отпусти меня, злючка, я всего лишь подглядывал за твоими сестрами, которые моются в бане.
— Что? — от возмущения мой голос осип, а Форг расхохотался, как ненормальный, и вывернулся, одним прыжком оказавшись у калитки.
— А ты и поверила, — показал он мне язык, помахав грязной ладонью. На светлой вихрастой голове Форга подпрыгнула дырявая кепка, и он скрылся за воротами быстрее, чем я успела его догнать.
На крыльцо вышел отец, привлеченный шумом и нашим спором. Он приоткрыл скрипучую дверь и подслеповато сощурился, тяжело опираясь на деревянную палку. Ссылка Люция — его единственного сына — сильно подкосила здоровье отца. Раньше он славился своим кузнечным мастерством на всю деревню, и мы жили не так бедно, а теперь кузня стояла заброшенная. Люций, как последний лучик света, унес с собой не только тепло, но и надежду на то, что в нашей семье еще возможны перемены к лучшему.
— Отец, вы простудитесь, — сказала я, вцепившись в сумку с подбитой уткой. — Здесь добыча, и сестры приготовят из нее славный наваристый суп и сытное жаркое.
— Спасибо тебе, Розали, — улыбнулся отец, потрепав меня по голове, как ребенка. Его взгляд — тусклый и безжизненный — скользил по двору, словно выискивая опору. — Только на тебя вся надежда, деточка, я стал так слаб, что не приношу в дом ни денег, ни хлеба.
От его слов спазмом сжало горло, и я сцепила зубы, чтобы не расплакаться. Ведь отец прав! Что с ними станет, когда я уйду в Запретный лес? На что они проживут наступающую зиму, когда в кладовке из еды лишь остатки овощей с огорода?
— Отец, я так перед вами виновата, — начала я, желая прямо здесь, на крыльце, покаяться ему в том, что совершила, но тут из бани вышли сестры. Все четверо, шумно переговариваясь, толкаясь и смеясь, бежали к дому, стараясь побыстрее пересечь двор. Близняшки Луиза и Додж, Анна и самая старшая — Марго.
— Чего вы тут стоите? — спросила нас Марго немного грубовато. Она давно вошла в тот возраст, когда имела право хозяйничать в собственном доме, но сестра так и не вышла замуж. Высокая, широкоплечая, простоватая на лицо, она производила суровое впечатление и, скорее, согнула бы в рог своего мужа, чем он ее. Марго в поселении уважали и побаивались даже коэнцы. — Давайте-ка быстро в дом, а то скоро совсем стемнеет. Не кличьте беду, итак бедно живем, — подтолкнула она отца.
— Я только колчан со стрелами уберу, — улыбнулась я сестрам, спрыгивая с крыльца и бегом направляясь к сараю.
«Скоро коэн Ша придет к нам в дом, а я до сих пор не собрала вещи. Мне бы поторопиться».
Несколько лет тому назад, когда дед только-только вернул меня в поселение, я собрала себе сумку в дорогу, не желая оставаться в доме, в котором меня не любили. Ни на кого не похожая, я пугала родную мать своей красотой и необычным сапфировым цветом глаз, а отец и вовсе не утруждал себя лаской или добрым словом.
До моего совершеннолетия сумка пролежала в тайном месте, и я время от времени дополняла дорожный набор то новым плащом, сшитым втайне от сестер и матери, то острыми наконечниками стрел, выкованными для меня Люцием. Теперь же приходилось спешно откапывать тайник, помогая себе руками, ногами и вилами. Солнце село, и в темноте я едва ли видела очертания деревянной перегородки, разделяющей помещение на две части. Пойми тут, где тайник, в который мне не приходилось заглядывать уже несколько месяцев.
— И чего ты там возишься? — раздался хриплый голос Форга прямо у меня над ухом.
Я вскрикнула и попыталась достать до парнишки, чтобы как следует наподдать этому хулигану, только вот Форг оказался намного проворнее. Он, словно детеныш людоволка, видел в темноте и легко ориентировался в нашем сарае.
— Вот пожалуюсь отцу! — пригрозила я Форгу, показав тому кулак, а он только рассмеялся в ответ.
— Не боюсь я твоего отца, он же еле ходит, — в голосе Форга промелькнула жалость. — Тем более это он разрешил мне ночевать в вашем сарае до наступления холодов, а ты мне мешаешь. Иди уже в дом, на улице совсем темно.
— Ты спишь здесь? — удивленно спросила я Форга, на которого из единственного окошка падал свет звезд.
Форг подбоченился, но все равно выглядел столь жалко, что у меня засвербело в глазах, в который раз за день, а все встреча с темным виновата. Это из-за пресловутого эльфа у меня все время скачет настроение, и глаза на мокром месте.
— Я не знала, — извиняюще сказала я Форгу.
— Откуда тебе, — фыркнул он, сутулясь и доставая из кармана огарок свечи. Щелкнув пальцами, Форг зажег почерневшую свечку и поставил ее на каменный выступ над нашими головами.
— Колдун? — ахнула я, зажав ладошкой рот. — И до сих пор жив?
— А кто знает, что я из их рода? — недобро улыбнулся Форг, направляясь к сеновалу, как к собственной кровати. — Только ты, да твой отец. Я и сам не знал, пока силы во мне не зашевелились, словно клубок змей.
— И как давно у тебя проявился дар? — спросила я Форга, стараясь держаться на расстоянии. От него так воняло, что глаза слезились.
— Недавно, — буркнул он, стягивая с головы рваную кепку и устало присаживаясь на солому, раскиданную по полу. Его ботинки походили на изжеванные людоволками останки добычи, и я поняла, что мы еще не бедно живем. Вот Форг — это, пожалуй, предел нищеты.