Ночь над Сербией
Шрифт:
Бывшие партаппаратчики, перекрасившиеся в радетелей рыночной экономики, не оставили свои воровские привычки, наоборот — лишь укрепили их в нелегкой борьбе за «кормушку» и с упоением распродавали страну, оставляя маржу [7] в зарубежных банках. К середине процесса демократизации, когда российские танки уже горели на улицах Грозного, Россия утратила четыре пятых влияния в мире, поскольку любой «неправильный», по мнению Администрации США, шаг русского руководства немедленно пресекался угрозой блокировки счетов, каковые имело почти все высшее руководство страны. Купленное на корню большинство в Государственной Думе «заворачивало» проект любого мало мальски разумного закона. В
7
Процент за посредничество при заключении сделки.
— Я уже дала распоряжения поговорить с Козырьковым, — Госсекретарь отпила глоток воды. — С ним встретится наш посол в Москве и напомнит о некоторых проколах.
— До какой степени серьезных?
— Более чем. Этот маленький ублюдок по уши в дерьме. Израильтяне предоставили информацию о его связях с лицами, отмывавшими наркодоллары через русский Национальный Фонд Спорта... Вы, со своей стороны, подготовьте что нибудь против нынешнего премьера. Хоть ему и осталось две три недели, нельзя допустить, чтоб он помешал нашим планам.
— У нас на него ничего нет, — задумчиво сообщил собеседник. — Кроме, пожалуй, запутанных отношений с российскими «красными» и Президентами Ирака и Ливии. Но это как рычаг давления не подойдет... Он сам кадровый разведчик, генерал полковник, на провокацию не купится.
— А нам и не надо, чтобы купился, — брезгливо отмахнулась «мадам», — достаточно довести нужную информацию до Бориса.
Начальник оперативного отдела ЦРУ отметил в блокноте распоряжение «мадам». Не выполнить пожелание Госсекретаря означало моментально лишиться любого кресла. За свою насыщенную политическую карьеру этническая чешка с примесью еврейской крови завоевала репутацию беспощадной суки, готовой на все ради достижения своих целей.
Апофеозом ее деятельности на дипломатическом поприще стало активное участие в урегулировании ситуации в районе Персидского залива. От подобного хамства американцев, пославших женщину, к тому же еврейку, на переговоры с лидерами исламского мира, перехватило дыхание даже у верных союзников США. Результатом поездок Госсекретаря с «миротворческими миссиями» стали несколько секретных писем руководителей мусульманских стран Президенту США, в которых те настойчиво рекомендовали ему более не направлять к ним эту дамочку, ибо ее речи лишь провоцируют волнения среди духовенства и местных патриотов. Миссия «мадам» привела только к разного рода конфликтам на религиозной почве внутри самого региона и к усилению противостояния с Тель Авивом.
Обиженная Госсекретарь переключилась на умиротворение Европы и тут же нашла общий язык с террористами из числа косовских албанцев. То, что те контролировали половину европейского рынка торговли наркотиками, ее не смущало, даже, наоборот, радовало — тем самым экономились средства на оснащение УЧК.
Югославия с ее природными ресурсами представляла собой великолепный полигон для приложения принципов «реальной политики». Да и пятидесятилетие НАТО на носу, требовался повод еще раз заявить о нужности дальнейшего существования Альянса и закупок европейцами американского оружия.
Подобравшись к лагерю на полсотни метров, Владислав двинулся открыто, но все равно тихо, готовый броситься в сторону при малейшем шуме. Предосторожности оказались излишни — пройдя крайнюю палатку и свернув направо, к хозблоку, он споткнулся о чье то тело.
Впечатление было столь сильным, что Влад отскочил, не удержался на ногах и упал навзничь. Откатился в сторону и замер.
Тело не шевелилось.
Рокотов, преодолевая инстинктивный страх, подполз ближе и проверил температуру трупа. Тот давно остыл, рука не сгибалась — значит, человек умер давно, не меньше шести часов назад. А если учесть теплую погоду — то и еще раньше.
Это был Гойко,
«Е мое! — не поднимаясь на ноги, Рокотов перекатился в тень полога ближайшей палатки и застыл. — Так, спокойно! Не дергайся! Здесь никого, кроме трупов, нет... Вот почему огней не было... Так, убили их после подъема, на Гойко рабочая одежда. Значит, вчера утром или днем. Аккурат, когда я сюда двигался. Совпадение? Нет уж, братец, не совпадение... Получается, что сербские полицейские на дороге и расстрел нашего лагеря — звенья одной цепи. И пальба в тебя — тоже... Блин, да ведь теперь им известно, что я выжил! Перспективочка! Так. Что бы ты сам стал делать на месте условного командира отряда полицейских убийц? Поставил бы засаду... и убрал трупы. Точно! Чтобы я ни о чем не догадался, тела следовало спрятать и ждать меня либо где то на подходе к лагерю, либо в палатке начальника экспедиции. Не доложить командиру, что есть один выживший, патруль не мог... Или мог? Побоялись наказания за то, что упустили, и не рассказали... Если б это случилось в нашей армии, я бы поверил. Хотя сербы — те же славяне. И менталитет у нас похожий. Могли, могли... Но не суть! Все равно отсюда надо валить, и как можно быстрее. Неважно, по какой причине здесь нет засады. А ты уверен, что нет? — Биолог чуть приподнял голову и огляделся. — Скорее всего, нет... Они же не могли быть уверены, что я пойду именно сюда. Или что у меня нет малогабаритного бинокля. Я ведь вполне мог осмотреть лагерь еще днем, с любого холма... Да уж, задачка... Значит, так: надо собрать хотя бы необходимые мелочи. Подчистую тут не могли разграбить, что то да осталось. А мне много не надо...»
Он на четвереньках прополз мимо Гойко. Найти кого нибудь в живых Владислав не рассчитывал, было ясно, что все семнадцать членов экспедиции погибли.
Через пятнадцать минут он сумел обползти весь лагерь. Худшие предположения оправдались — почти всех расстреляли, когда биологи собрались около ангара лаборатории. Милена лежала рядом с остальными, лицом вниз, крестообразно раскинув руки, на затылке зияла дырка контрольного выстрела. Влад не стал трогать ее тело, его и без того колотило от напряжения.
Судя по разгрому в палатке Драгана, он единственный сообразил, что к чему, и оказал сопротивление. Но это беднягу не спасло. Спецназовец лежал ничком, наполовину высунувшись из под брезента наружу, где его встретила автоматная очередь. Голова серба являла собой месиво из осколков костей и запекшихся бурых сгустков. В парня всадили не меньше десятка пуль. В одной руке Драган сжимал тесак, в другой — берет с нашивкой сербской полиции. Точно такой же, что был на патрульных в лесу.
Влад представил себе последние секунды жизни сербского спецназовца. Моментально оценив обстановку или услышав первые выстрелы, тот, по видимому, спрятался у себя в палатке и, когда один из убийц просунул голову внутрь, перерезал ему глотку — на лезвии при свете полной луны явственно виднелись темные подтеки. Потом он хотел выскользнуть наружу и добраться до леса. Но снаружи его ожидал другой полицейский...
«Час от часу не легче. Все таки полиция, — Рокотов втайне надеялся, что ошибся насчет исполнителей. — Пока та парочка патрулировала дорогу, здесь убивали ученых. Если подумать — бред какой то... Что ж это за отряд? И какой смысл полицейским убивать своих сограждан? Примитивное ограбление? Но тут ценностей то с гулькин нос! Одни реактивы да приборы, они грабителям ни к чему... Так, ящик есть, а ружей — нот... А вот патроны оставили. Берем. Первая ошибочка этих уродов. Боеприпасы никогда нельзя бросать. Теперь у меня двадцать патронов, значит, сто граммов пороха. А сто граммов — маленькая бомба. Так так так. У Драгана была аптечка с наркосодержащими лекарствами. Где он ее прятал? Скорее всего, рядом с ружьями...»