Ночь накануне
Шрифт:
Годы прошли. Молодость промелькнула и исчезла. Вместе с ней куда-то подевался и романтический запал в поиске смысла жизни. Видимо, по причине полной безнадежности. И вдруг — все то же самое, но для человечества в целом!
Иннокентий Андреевич задумался надолго. Мозг переключился на режим наивысшего напряжения. Из потаенных закоулков извлекались примеры, цитаты, чужие и свои мудрые мысли. Собственная жизнь переплелась с мировой историей. Мелькнули и пропали названия философских трудов. Простые человеческие радости и беспримерный героизм получили
Наконец, старый хирург едва заметно вздрогнул, приходя в себя. Размышления завершились. Он открыл глаза. Рука сама потянулась к остывшему кофе. Иннокентий Андреевич сделал глоток, поморщился и порывисто встал.
Ему захотелось осмотреться на прощание. Привычно прикоснуться к любимым вещам. Погладить старый желтеющий фикус, оставшийся от бабки с дедом. Прижаться щекой к родительской фотографии. Он не был сентиментален. Просто ночь Накануне, скорее всего, была последней в его жизни. Впереди ждала пустота, небытие. А это навевало определенные эмоции. Не страх, нет, — слишком много он видел чужих смертей, чтобы бояться своей. Но печаль, тоска и щемящая грусть сжимали сердце. Не отпускали, задерживая перед обычной на вид дверью.
Он коснулся ручки. Шероховатая пластмассовая поверхность оказалась чуть теплее, чем ожидалось. Хотя так, наверное, и должно было быть. Там, куда он собирался, стояла жара. Точно стояла. На сто процентов. Иннокентий Андреевич усмехнулся. Пора было действовать. От сомнений и колебаний не осталось и следа. Как обычно перед сложной операцией, эмоции отступили на второй план.
— Ворвемся — разберемся! — сказал он себе.
Старая хирургическая присказка успокоила. Иннокентий Андреевич повернул ручку и толкнул дверь…
Переход между мирами выглядел буднично. Не взрывались ослепительным блеском причудливые туннели, не было падения в пропасть, как это показывают в американском кино. По одну сторону осталась нормальная среднестатистическая квартира в обычной пятиэтажке. По другую — возник коридор, погруженный в полумрак. Их разделял дверной косяк, окрашенный слегка потрескавшейся масляной краской. И все. Больше никаких спецэффектов. В открывшейся реальности стояла тишина, нарушаемая негромким мерным гудением неведомого механизма. Где-то поодаль виднелось тусклое желтоватое пятно света.
У Иннокентия Андреевича мелькнуло сомнение, что все сработает как надо. Ошибиться не хотелось. Он прокашлялся и отчетливо произнес:
— Больница. Восемьдесят первый год. Четыре утра. Седьмое августа.
Слегка всколыхнулся затхлый воздух. Звук прокатился вдоль обшарпанных стен, завяз в потемках и стих.
Ничего не изменилось.
Иннокентий Андреевич сделал шаг, непроизвольно нашаривая ногой опору, будто боялся провалиться сквозь бетонный пол. Дверь скрипнула и захлопнулась с легким щелчком. Он нащупал ручку, потянул на себя. Безрезультатно. Очевидно, вернуться можно было только с готовой историей. Или никогда…
Вдруг накатил страх. Стало не по себе. Организм выдал стандартную стрессовую
На адаптацию понадобилось несколько минут. Сердце перестало метаться по грудной клетке в приступе бешеной тахикардии. Пульс пришел в норму. Давление снизилось, шум в ушах утих. Хирург выдохнул и зашагал вперед, ориентируясь на пятно света.
Стояла типичная августовская жара. Даже под утро горячий воздух обволакивал тело. И это была больница. Больница, в которой он проработал всю карьеру, от момента распределения до ночи Накануне.
Сразу за ближайшим изгибом коридора обнаружились знакомые интерьеры. Электрическая подстанция с аварийным генератором издавала мерный гул, нарушающий тишину. В ряд стояли каталки перед больничным моргом. Светилась стеклянная дверь, ведущая в приемное отделение.
Все было знакомо. Именно так этот подсобный коридор выглядел раньше, в восьмидесятых. Без ламп дневного света, со старыми стульями, задвинутыми в угол. Да и дверь в приемное отделение давно уже сменили на железную, чтобы отгородиться от террористов и бомжей.
План, зародившийся за время, проведенное у монитора с застывшей последней строчкой, обрел шанс на осуществление.
После критической оценки гардероба выяснилось, что спортивный костюм и тапочки смотрятся вполне органично. В местных условиях вполне можно сойти за заблудившегося пациента. Для первого этапа — достаточно. Он хмыкнул, вдруг осознав себя шпионом в родной больнице. Но то, что он собирался совершить в собственном прошлом, к веселью не располагало.
Иннокентий Андреевич на секунду застыл, прислушиваясь, потом встрепенулся и зашагал на второй этаж.
Больница спала. По дороге в хирургическое отделение никто не встретился. В ординаторской тоже было пусто. Его это не удивило. Тот день — седьмое августа восемьдесят первого года — он помнил очень хорошо. Даже слишком. Особенно последнюю операцию длинного суточного дежурства…
Часы у входа в отделение показывали десять минут пятого. Как раз в это время весь персонал сгрудился в операционной. Там же должен был находиться и Доктор Кеша. То есть сам Иннокентий Андреевич образца прошлого века. Без тюнинга в виде седины и морщин. Молодой и неопытный. Растерянный и немного бледный.
Собственно, растерянной выглядела тогда вся бригада. Можно сказать, на грани паники. Это он помнил. И пациента помнил. И весь ход операции, до последней детали. Несмотря на прошедшие годы, ни одна подробность не затерялась, не стерлась…
Парнишку привезли под утро. Ему недавно исполнилось семнадцать. Совсем мальчик. Множественные ножевые ранения. Тогда это было в редкость. Народ еще не озверел от нищеты и безнадеги. Не куражились, пьянея от безнаказанности, бандюки в спортивных костюмах. Не бродили хищными стаями наркоманы в поисках одиноких прохожих. Парню просто не повезло. Провожал девушку, наткнулся на полупьяную шпану. У одного из малолетних идиотов оказался нож…