Ночь печали
Шрифт:
— Вот как? ?Habla espa~nol?[69]
Брат ничего не сказал.
— ?Un poco, — Малинцин развела пальцы на дюйм, а затем немного сдвинула их, — poquito?[70]
Ее брат попытался улыбнуться, но это выражение лица ему явно не давалось. У него был узкий рот, и Малинцин представила, как брат поглощает пищу мелкими кусочками и лакает воду, словно животное.
— Ты могла бы по-сестрински помочь ему, но что тут скажешь. Я вырастила тебя щедрой и доброй и знаю, что могу рассчитывать на то, что ты чтишь семейные узы. Мы приехали с побережья — ты это знаешь. Нам нужно отдохнуть, так что мы останемся здесь до тех пор, пока твой брат не займет должного положения. Когда мы
— Твой сын может отнести тебя обратно, — перебила ее Малинцин. — Он молод и силен.
В конце концов, Ботелло и Аду несли Франсиско, а Альварадо перенес мать через горы на плечах.
— Отнести меня обратно? Ты, конечно же, шутишь. Отнести меня обратно на спине? — с угрозой прошипела старуха.
Встав со стула, Малинцин подошла к матери и, нагнувшись, поцеловала ее в губы.
— Вы возвращаетесь на побережье.
— Нам некуда возвращаться, Малиналли. Воины…
— Я подарю тебе дом. Тебе и твоему сыну. Но вы не будете жить рядом со мной.
— Но мы же только что приехали, Малиналли! Такой короткий визит, дочка! Бобы уже готовы, те, которые грела служанка? Нет ли у тебя гамаков, в которых мы могли бы отдохнуть? Конечно, ты не хочешь, чтобы мы уходили. Кровь людская — не водица. Я хочу пить. Ты ведь варила бобы, правда? У тебя такой большой дом и всего один сын.
— У тебя тоже есть сын.
— Ты богатая женщина, женщина со связями. Ты разговаривала со многими важными людьми.
— Я никогда не говорила своими словами. Я лишь передавала слова других. — Встав со стула, Малинцин приблизила свое лицо к лицу матери. — Сейчас я говорю своими словами, а именно: уходи. Уходи, пока я не сделала такое, о чем мы все пожалеем.
— Полно тебе, ты должна признать, что рабство пошло тебе на пользу. Ты многому научилась. Где бы ты сейчас была, если бы я тебя не продала? Подумай, кого тебе удалось повстречать, чего ты достигла. У тебя мягкие руки и обувь на ногах. Мой муж предупреждал меня, неблагодарная! Ты…
— Мария, выведи наших гостей и позови Хуана. Возможно, тебе понадобится помощь.
— Но ты ведь сказала, что подаришь нам дом. Дом на побережье с несколькими комнатами и садом. Да, садом, а еще животными. Старой женщине нужна помощь, раб…
— Мария…
— Да, мадам?
— Вышвырни их отсюда.
Кетцалькоатль спал под раскидистой сейбой, прислонившись спиной к стволу. Ветви дерева спускались до самой земли, переплетясь с корнями, закручиваясь спиралью, так что дерево казалось целым лесом. Кетцалькоатль спал, и ему снился сон, столь же реальный, как детские кошмары Малинцин, вот только сон его не был населен демонами подземного мира. Кетцалькоатлю снились возвращение Кортеса и мощная осада Теночтитлана в год 1521-й по христианскому летоисчислению. Индейские носильщики под предводительством Кортеса покорно транспортировали части новеньких бригантин, которые можно было легко собрать на берегу озера Тескоко. Испанцы пришли с катапультами и пушками, стрелявшими каменными ядрами, лавой, которой можно было стрелять из пращи, мехами, раздувавшими огонь, небольшими мушкетами, не нуждавшимися в подставке, и порохом из серы с жерла вулкана Попокатепетль. Этого оружия было более чем достаточно для захвата столицы. Кроме того, к Кортесу присоединились воины из враждебных Мешико городов-государств, убежденных в том, что так они смогут положить конец гнету империи.
После нескольких стычек и ожесточенных боев в окрестных городах Кортес перекрыл мешика поставки воды из Чапультепека и заблокировал ввоз пищи по трем мостам. Оспа уже начала косить население столицы. От этого заболевания умер и брат Моктецумы Куитлауак, пробывший императором совсем недолго. Оставшихся в зоопарке животных съели, растения в садах увяли и погибли. В Теночтитлане бушевал голод, и на улицах, словно тростинки, лежали тела мертвецов. Выжившие питались пылью, землей и корнями сухих растений,
Некоторые считали, что Кетцалькоатль может менять форму и, словно ануалли, кунандаро, то есть тот, кто меняет облик, становиться чем угодно — пернатым змеем, птицей кетцаль, первозмеей земли коатлем, драконом, перерождавшимся каждый год, меняя кожу. Возможно, Кетцалькоатль был ягуаром ольмеков со шкурой, усеянной пятнами, словно звездное небо. Мог ли он расправить свои крылья, словно великая птица мира, восставшая из пепла и взлетевшая на небеса?
Этот сон мог присниться Кетцалькоатлю в два часа дня, если бы Нуньес взглянул на новообретенные часы, поднятые со дна озера и очищенные от ила. Этот сон мог присниться Кетцалькоатлю в любой день, тогда и теперь, там и здесь, в точке времени и пространства, сжавшейся до одного вечного мгновения.
Благодарности
Мне хотелось бы искренне поблагодарить Фредерика Слански, который сделал возможным написание этой книги. Я благодарна помощи Джил Биалоски и Люси Чайлдс. Кроме того, я в долгу перед Эваном Карвером, Альфредом Гийомом, Майклом Курубетисом, Сересом Маду, Леандер Маду, Стивеном Данном из Общества Восточной Границы, Лилианой Куинтеро, Эми Роббинс и Линном Уильямсом.
От автора
В то время когда я работала над книгой «Ночь печали», однажды в Веракрусе вышло так, что я ехала в такси с молодой мексиканкой. Эта девушка училась в Национальном независимом университете Мексики. Все ее тело покрывали татуировки, в ушах были диски, а на голове — черный панковский ирокез. Я рассказала ей о том, что меня интересует Малинче, ацтекская переводчица Кортеса. Студентка поправила меня, сказав: «Не называйте ее Малинче — так ее звали захватчики. Ее имя Малинцин, она ацтекская принцесса».
Итак, Малинцин была ацтекской принцессой, собственная мать продала ее в рабство, впоследствии она стала переводчицей при конкистадоре Эрнане Кортесе в 1519 году, а также его любовницей. Малинцин родила ему сына. Считается, что этот мальчик был первым метисом, ребенком, в котором смешалась кровь индейцев и испанцев. После смерти Малинцин ее поносили как предательницу своего народа, до сих пор в Мексике в ходу термин «малинчизм», означающий приверженность чужим богам.
«Ночь печали», литературное произведение, посвященное конкисте, является попыткой по-новому взглянуть на Малинцин. Рабыня, не обладавшая никакими правами в жестоком обществе, где человеческие жертвоприношения были чем-то совершенно обычным, Малинцин изображена в моей книге как женщина, пытавшаяся добиться наилучшего для себя результата при таких плохих условиях. В «Ночи печали» Малинцин не герой, не злодей, не жертва, не ни в чем не повинный свидетель событий. Она принимает в этих событиях участие, пытается самостоятельно определять свою судьбу, насколько это возможно. Кортес в этой книге не просто бездумный жестокий империалист — он человек эпохи Возрождения, человек XVI века. Он бесстрашен, уверен в себе, невероятно амбициозен.