Ночь полководца
Шрифт:
— Подожду еще и одна уйду, — решительно проговорила Маша.
— Как это одна? Вы разве не с эшелоном? — спросил Николай.
«Совсем еще ребенок, — подумал он растроганно. — Что ей делать на фронте? Зачем она здесь?»
— Я сама по себе, — сказала Маша так, словно в ее обособленности заключалось известное преимущество.
Сняв варежку, она поправила ушанку маленькой, не очень чистой рукой с недлинными пальцами — на их обломанных ногтях еще сохранился розовый лак. Не взглянув больше на Николая, она пошла
— Погодите!.. Я с вами!.. — закричал он, повинуясь порыву, в равной мере рыцарственному и эгоистическому, боясь уже потерять эту девушку.
Через пять минут он и Маша остановились около каменного крыльца, наполовину погребенного под обломками. Большая замощенная площадь, простиравшаяся за вокзалом, была пустынна. С трех сторон ее серый квадрат замыкали пепелища домов, поваленные заборы, голые печные трубы, обугленные сады. Маша не нашла комбата, и Николай встревожился, что она действительно отправится в путь одна.
— Вы завтракали сегодня? Хотите есть? — заботливо осведомился он.
— Что за женский вопрос? — сказала Маша, и Николай обрадованно рассмеялся.
Поспешно скинув мешок, он расстелил на широких перилах салфетку, выложил несколько свертков и даже поставил маленькую солонку.
— Кушайте, прошу вас… — приговаривал он, извлекая из бумаги мясо, пирожки, мятные пряники, яйца. — Прошу вас…
— Ого-о! — протянула девушка удивленно.
— Представьте, мама разыскала меня на станции… В последнюю минуту… Мы даже не успели как следует поговорить…
— Это она? — спросила Маша, указывая на вышитые красными крестиками в углу салфетки инициалы «О.А.У.».
— Ну да… Она — Ольга Алексеевна… Кушайте же, — угощал Николай. — Ах, если б вы знали, как не повезло мне в начале войны…
Принимая покровительство Уланова, девушка как будто подарила его доверием, и он теперь торопился познакомить ее с собой. Он рассказал, что из военкомата его направили первоначально в школу связи, где надо было пробыть больше года. Это его не устраивало, и лишь после многих усилий он, доброволец, добился отчисления на фронт.
— Понимаете, я не мог спокойно слушать сводки, — пояснил Николай.
— Я понимаю, — сдержанно заметила Маша.
— Это всякий поймет… Но маму я, кажется, не убедил… Кушайте, кушайте… Попробуйте мясо с пряником… Очень вкусно.
Ветер проносился над площадью, кружа мусор, роняя и вновь подхватывая длинные соломенные стебли… Несколько красноармейцев бесцельно блуждали в отдалении.
— Мама, наверно, всю свою карточку отдала тебе, — тоненьким голоском сказала девушка.
— Наверно, — согласился Николай с той интонацией беспомощности, в которой как бы слышался ответ: «Что же делать, если нас так любят…»
— Твои родители кто? — полюбопытствовала Маша.
— Служащие, как говорится… — Николай благодарно улыбнулся за это проявление интереса к нему.
Далее
— …Война только началась, воевать нам придется много, — убежденно заключил Николай.
Маша, сощурившись, посмотрела на него. «Куда тебе воевать?» — как будто говорил ее взгляд. Однако вслух она произнесла:
— До самого Берлина?
— Обязательно…
Уланов привык уже к тому, что девушки слушают его обычно с большим сочувствием, нежели мужчины. И теперь он спешил сразу же высказать все, что новая знакомая, видимо, не подозревала в нем:
— Мы готовились к войне… Ведь правда? Мы не забывали, что нам придется драться за право свободно и разумно жить… Революционеры сражались за это с царизмом, потом с интервенцией… На нашу долю выпали фашисты… Только всего… Кушайте же… Вы ничего не едите.
Николай пододвинул к девушке пирожки.
— Они с вареньем… Прошу вас… — Он помолчал секунду. — Это похоже на эстафету… Она передается от поколения к поколению… Я словно по наследству вступаю в эту борьбу… Помните, у Маяковского?
Порозовев от удовольствия, он прочитал:
…Мы идем сквозь револьверный лай,чтобы, умирая, воплотитьсяв пароходы, в строчкии в другие долгие дела…— Ничего себе… — сказала Маша.
— И только? — поразился он.
— Я люблю, чтоб стихи были красивые… Я песни еще люблю — «Каховку», «Землянку».
Ветер отворачивал полы шинели Маши, и девушка то и дело придерживала ушанку.
— А это разве не красиво? — закричал Николай. — И это не только красиво… Это у меня главный тезис. — Он смотрел на девушку так, точно умолял разделить с ним его волнение. — Слушайте:
…Чтоб жить не в жертву дома дырам,Чтоб мог в родне отныне статьотец, по крайней мере, миром,землей, по крайней мере, — мать.Умолкнув, он улыбнулся доверительно и неловко.
— Спасибо за угощение, — сказала Маша и соскочила с перил. — Вкусные пирожки печет твоя мама.
— Ах, черт, чуть не забыл!.. У меня еще конфеты есть… — и Николай протянул кругленькую металлическую коробочку. — Кисленькие… Вы любите?
— Не очень, — сказала девушка.
Все усилия Николая понравиться привели лишь к тому, что он показался ей неестественным, самонадеянным без достаточных оснований, а главное — подозрительно высокопарным.