Ночь с братом мужа
Шрифт:
— В пять минут уложишься? — хмыкнул я, устраиваясь напротив Ника и закидывая ноги прямо на стол, тем самым выказывая свое полное презрение и брату, и всему, что меня окружало.
— Я требую, чтобы ты больше никогда не появлялся в этом доме! Тебе здесь не место! — прогрохотал Ник в ответ.
Мои брови резко взлетели вверх. Я смотрел на его лицо, которым он старательно изображал из себя авторитета, несколько секунд, а потом громогласно расхохотался.
— Ты… требуешь? — повторил, когда удалось наконец отсмеяться и одним быстрым движением оказался на ногах.
— Видишь ли какое дело, малыш Никки… кого бы ты из себя ни корчил, этот дом и все остальное, чем владеет семья, тебе пока не принадлежат. И ты не сможешь меня никуда выпереть по одному лишь щелчку пальцев, как у тебя это обычно прокатывает с другими.
Я презрительно отбросил от себя галстук брата, да и его самого с ним вместе. Рухнув обратно в кресло, он прошипел оттуда:
— Я найду способ от тебя избавиться!
Я криво усмехнулся в ответ:
— Неужели? И как же? А впрочем, позволь угадаю! Ты позовешь мамочку и пожалуешься на меня! «Подтереть тебе попку, Никки? Хочешь яблочко, малыш Никки?» — насмешливо сымитировал я голос матери.
Братец аж побелел, но, поднявшись на ноги, на удивление хладнокровно отчеканил:
— Я знаю, чего ты добиваешься. Хочешь отобрать у меня Миру! Но я не позволю тебе ее получить!
— Она мне и не нужна больше, сколько раз тебе говорить? — пожал я плечами. — Смирись с этим. Или напомнить тебе, что это со мной Мира была в вашу первую ночь, малыш Никки? Это подо мной она стонала и извивалась. Это ты проиграл мне свою собственную жену! А теперь наказываешь ее и пытаешься воздействовать на меня тем, что она твоя. Да владей, не жалко, в отличие от тебя я умею делиться, — цинично усмехнулся я, хотя все внутри протестовало против сказанного. Но иначе было нельзя.
Впрочем, мои последние слова потонули в резком глухом стуке. Будто кто-то опрокинул старый ночной горшок, который все еще можно было найти в этом доме. Ну или уронил папашин посох из эбенового, страшно сказать, дерева, но не суть. Ясным было одно — мы совершенно очевидно находились в этой части дома не одни.
— Ты это слышал? — спросил я брата, но тот только отмахнулся:
— Не меняй тему! Я тебе не верю!
Кинув на него уничижительный взгляд, я быстро прошел к двери кабинета и обнаружил там… нет, не горшок и не посох. А Миру, лежавшую на полу без чувств.
И это зрелище неожиданно так напугало, что я инстинктивно подхватил ее на руки и понес наверх. Хотя стоило, конечно, предоставить все это законному мужу, которому я сейчас рассказывал, как мне безразлична его жена, но в тот момент я просто ни о чем не думал. Тревога сама гнала меня по лестнице к спальне.
Распахнув дверь плечом, я уложил Миру на постель. Прощупал пульс и проверил дыхание, и, придя к выводу, что это обычный обморок, сумел успокоиться. Дальше действовал хладнокровнее — быстро избавил ее от верхней одежды, включая кружевной бюстгальтер (интересно, это для малыша Никки она так вырядилась?) и прыснул в лицо холодной водой. Когда это не помогло, огляделся,
И тут она наконец закашлялась. Жадно хватая ртом воздух приподнялась и снова рухнула на постель. Простонала беспомощно:
— Никита?
Я склонился к ней и привычным насмешливым тоном заметил:
— Жаль тебя огорчать, но нет.
Мира распахнула глаза, уставившись на меня с растерянностью, которая вдруг резко сменилась отвращением.
Ясно. Похоже, кое-кто слышал из нашего с Никки разговора самое интересное.
— Что ты тут делаешь? — поинтересовалась Мира на удивление спокойно, но глаза все же отвела, будто смотреть на меня было выше ее сил.
— Привожу тебя в сознание, — пожал я плечами с прежним беззаботным видом, хотя сердце билось о грудную клетку тревожно и оглушительно, как в набат.
— Слоном? — хмыкнула она в ответ, кивая на флакон «Кензо» в моих руках.
— Подействовало же, — ухмыльнулся я и вкрадчиво добавил:
— А еще я, пользуясь случаем, вовсю пялюсь на твою грудь.
Тонко пискнув, Мира быстро натянула на себя простыню и попросила:
— Уходи.
Но я и не подумал послушаться. Вместо этого уселся в кресло напротив и утвердительно произнес:
— Ты слышала наш разговор с малышом Никки.
Она метнула на меня быстрый взгляд и, мужественно вздернув подбородок, ответила:
— А если и так? Тебе есть что сказать на этот счет?
— Мне всегда есть что сказать, — хмыкнул в ответ. — Вопрос в том, захочешь ли ты слушать.
— Точно не тебя и не сейчас, — отрезала она. — Я буду говорить только со своим мужем.
— Даже не сомневался, — презрительно улыбнулся я. — Вот только где же он, твой муж? Что-то незаметно, чтобы он спешил тебе на помощь, желая спасти от страшного дракона в моем лице!
Выплюнув последние слова со смесью отвращения и злости, я поднялся на ноги и добавил:
— Ну что ж, удачи. Даже интересно, что он тебе наплетет, но ты наверняка со мной этим не поделишься, так что…
Резко развернувшись, я пошел к двери. Уже у порога обернулся, чувствуя, что не могу уйти просто так и позволить Нику беспрепятственно сплести свою очередную ложь, как паутину.
— Мира, — начал я. — Что бы ты там ни услышала и как бы к этому ни отнеслась — я хочу, чтобы ты учла одно — для меня кое-что изменилось с той ночи. Нет, даже не так…
И именно в этот момент дверь распахнулась, впуская внутрь Ника и маячивших за его спиной прочих домочадцев.
Ну прямо вторая часть мерлезонского балета!
Часть 14. Мира
Я пыталась уговорить себя, что это сон. Все, случившееся с того момента, как я отправилась искать Никиту, чтобы его обрадовать. А вышло так, что «обрадовалась» сама. Да настолько, что этого хватило на блаженное пребывание в состоянии обморока.