Ночь со звездой гламура
Шрифт:
– Очень красиво, – сдержанно произнесла Лена, и Руслан несколько перевел дух, хотя успокаиваться было еще рано. Впереди фотографии без цветков гипсофилы. Голая, так сказать, правда…
Лена внимательно осмотрела все снимки обнаженных женщин. Руслан видел, что ей особенно понравилась еще одна фотография Жанны, где напоказ и абсолютно беззастенчиво было выставлено все, кроме лица и одной груди. Лицо Успенской было закрыто длинными белокурыми волосами. Несмотря на раскованную позу Жанны, фотография не казалась пошлой или вульгарной. Ее никак нельзя было причислить к порнографическим снимкам,
– Вы ее любите? – спросила Руслана Лена, опять точно попав в цель.
– Любил… – пришлось ответить ему.
Он внимательно наблюдал за Кондрашовой. Ей снимки нравились. Она несколько раз подошла к Жанне в цветках гипсофилы. Несколько раз вернулась к той фотографии, на которой ее лицо закрывали распущенные волосы. И еще к той, где женское тело, уже другой модели, было снято сбоку и особым образом подсвечено.
– Вам понравилось? – спросил Руслан, когда Лена очередной раз подошла к фотографии Жанны в цветах и тюле.
– А таким образом вы… могли бы меня снять? – спросила его она вместо ответа.
Фотограф Доренских, которого много раз просили сделать шикарные ню, остолбенел. Подобного вопроса сразу на выставке он от «инженерши» не ожидал. Он был уверен, что ему придется еще не раз с ней встретиться, прежде чем она разрешит ему сделать самый обыкновенный целомудренный портрет.
– Ну-у-у… – протянул он. – Можно, конечно, но надо подготовиться…
– Как?
– Я должен узнать вас… ближе…
– Зачем? Вы близко знакомитесь со всеми своими моделями? – Она обвела рукой стены, увешанные фотографиями.
– Нет, но… Словом, если сделать просто: обнаженный вариант, то это… хоть сейчас… А если вы хотите, чтобы так… – и он кивнул на Жанну в цветах, – то я, извините, конечно, но… Сначала должен увидеть… То есть… Мне важно знать цвет вашей кожи… И прочее…
Руслан удивился, что неожиданно растерялся до того, что в лицо бросилась краска. Ленино лицо было почти спокойно, но он заметил, что веки ее чуть подрагивают. Да она волнуется и очень хочет это скрыть! Странная особа…
– Что ж… – произнесла «странная особа». – Я готова представить для обозрения специалисту собственное тело. Когда и где? Желательно в конце недели.
Совершенно обалдевший от такого напора, Доренских ответил:
– Я могу предложить субботу.
– Вечером?
– Нет, днем… Важен свет… Лучше дневной… чтобы понять цвет кожи… Хотя… вечером тоже можно…
– Хорошо. Во сколько и куда приехать?
– Ну уж нет! – воспротивился он. – Самой вам ни за что не найти мою студию в хитросплетении подворотен старой части Питера. Я заеду за вами.
– Во сколько? – опять очень деловито и буднично спросила Лена.
– В двенадцать… – ответил Руслан и почувствовал, что в груди у него что-то самым странным образом зацарапалось и как-то даже заскрежетало. – То есть в полдень…
Доренских совершенно не понравилась нынешняя покладистость Лены, которая несколько дней назад не желала быть сфотографированной на обложку обыкновенного женского журнала. Наверняка ей просто захотелось иметь красивую фотографию собственного тела еще во всем блеске молодости и здоровья. Ну, сколько оно, тело, еще будет радовать глаз? Лет десять – самое большее, а затем увядание, старость… смерть… Впрочем, женщин в возрасте Кондрашовой наверняка гораздо больше смерти пугает неизбежность увядания. Леночка захотела остановить мгновение. Что ж: он постарается, чтобы фотография ей понравилась. Он может перевести ее на холст, и даже состарить так, что полотно будет казаться картиной старого мастера из самого Эрмитажа.
По всему видно, что он сам, Руслан Доренских, не производит на Лену особенного впечатления, но… он поработает и над этим. Он очень постарается ей понравиться. Теперь это уже не просто заказ любимой женщины. Это уже, пожалуй, дело мужской чести. Леночка еще пустит слюнки и запросит его объятий! Или он не мужчина в самом соку!
Руслан долго думал, каким образом лучше всего сфотографировать Лену. Почему-то ему сильно запала в голову та первая мысль о стилизации под старину и переводе изображения на холст. Он припомнил самые знаменитые картины, изображающие обнаженных женщин, и почему-то остановился на герцогине Каэтане Альбе Франсиско Гойи. Руслану тоже захотелось сделать два портрета: один – в нежном легком платье, второй – с обнаженным телом. Никакого тюля. Никаких цветов. Обнаженная маха на тонком белье постели. А тонкое белье, пожалуй, придется поискать. Ну да ничего. Сейчас можно купить все, что только душе угодно.
Вошедшей в студию Лене сразу бросилась в глаза постель, застеленная нарядным белым бельем.
– Вы будете примерять меня к белым простыням? – понимающе усмехнулась она.
– Я не буду примерять, – сказал Руслан. – Я уже все решил.
Он помог Лене снять куртку, аккуратно повесил ее на стул, как на плечики, и открыл альбом с репродукциями картин Гойи.
– Предлагаю вот так. – И он протянул ей альбом, открытый на «Обнаженной махе».
– Она же кудря-я-вая… – протянула Лена.
– Мы не станем стремиться к излишнему копированию… Дело ведь не в этом. Просто будем пытаться приблизиться к шедевру. Не возражаете?
Лена без лишних слов стянула через голову джемпер и принялась стаскивать джинсы. Эта ее торопливость неприятно поразила видавшего виды фотографа, и он поспешил подать ей легкое белое кисейное платье, которое купил в одной комиссионке.
– Что это? – удивилась Лена, без всякого смущения стоя перед ним, как перед врачом, в маленьких трусиках и кружевном бюстгальтере.
Руслан открыл другую страницу альбома репродукций, показал одетую герцогиню Альбу и сказал:
– Сначала так…
– А-а-а… Хорошо. – Лена кивнула и сняла бюстгальтер.
Руслан зажмурился. Он не хотел смотреть на нее раньше времени. Чтобы Лена не увидела его странных ужимок, он сосредоточенно занялся фотоаппаратом.
– Я готова, – сказала она, и он вынужден был повернуть голову в ее сторону.
Молодая женщина лежала на постели, заведя руки за голову. Платье открывало ее ноги с узкими ступнями и поблескивающими перламутровым лаком ногтями. Ткань была полупрозрачной, и прекрасное тело, которое просвечивало сквозь нее, неожиданно взволновало Руслана так, как последнее время волновало только одно – его начальницы и любовницы Жанны Олеговны Успенской.