Ночь темна перед рассветом
Шрифт:
Раньше у шоссе был продуктовый рынок и старое предприятие со ржавой трубой, коптящей небо, а теперь – элитный жилой комплекс. Вова помнил район настоящим, Аня увидела только новое его лицо, об этом они и разговорились как-то раз одним промозглым ноябрьским вечером.
Морось будто застыла в воздухе, пробирая влажной прохладой до самых костей, дети сходили с ума, то гоняя мяч, то играя в догонялки на площадке, счастливые, разгорячённые, по уши в грязи, – они никогда не замечали погоды, одинаково радуясь и туману, и лужам, и снегу, и палящему зною. Компания из нескольких родителей стояла, наблюдая за всем этим весельем, все оживлённо что-то обсуждали, смялись, периодически принимали участие в играх с детьми.
– Да ты что! Подумать не могла, что здесь всё так было!
– Да,
– Да, видела вроде.
– Ну не суть, там рядом ещё детская площадка есть. Так вот, мало кто знает, но когда-то давно на её месте был храм, точнее, там история какая, смотри. Храм этот был построен ещё при царской власти, тут село какое-то было, и вот то ли в честь победы в Первой мировой, то ли ещё какая дата была, я уже не помню, построили храм. Потом Советы всё это дело прикрыли, и в стенах храма учредили музыкальную школу, но когда всё пришло в упадок и школа закрылась – вокруг понаставили каких-то гаражей, всё тупо заросло. Он уже и на храм-то не был похож, выкрашен зелёной краской, только формой отдалённо храм и напоминал: два помещения буквой «Т» да остатки невысокой колокольни, почти полностью разрушенной, – стенки одни торчат полые. В общем, когда эти дома вокруг строили, в начале двухтысячных, решили его снести, и православный народ стоял тут с плакатами, кидался под бульдозер. Да ты не бойся, – усмехнулся он, – никто не погиб, снесли его и парковку сделали. Я много местных ребят знаю, но половина даже не помнит это здание, а кто помнит – не верит, что это храм был. Так, говорят, барак какой-то стоял – и всё, но это точно так было, мне эту историю дед ещё рассказывал… когда сносили, он как раз и хотел его снести, он атеистом был, коммунистом, но это уже другая история. В общем, кореш мой живёт как раз в этом доме, и окна его выходят на парковку, там, прикинь, иногда люди забираются на крышу и молятся, – рассмеялся Вова. – Говорит: «Смотрю из окна, а там чувак бородатый крестится. А потом ещё один приходит – и так на все праздники церковные». Представляешь? – закончил Вова и улыбнулся во все свои тридцать два зуба.
– Интересная история, слушай, кто бы мог подумать.
– Ага!
Только он хотел ещё что-то сказать, как к нему подбежала дочка:
– Папа, папа, папуля, поиграй со мной, побегай с нами!
– Ну ладно, дочь, давай! – весело отозвался Вова… и вдруг как зарычит нечеловеческим рыком так, что вся детвора завизжала и бросилась врассыпную.
Аня рассмеялась. Вова подключил ещё папу Марка, и вместе они гоняли детей ещё минут сорок, пока все родители, окончательно околев, не решили пойти в сторону дома через сквер.
Туман осел на землю, стало совсем уже морозно, изо рта шёл густой пар. Дети бежали и ехали на самокатах впереди, а компания родителей шла за ними.
– Ты такой хороший отец, Вов! – искренне восхитилась Аня.
– Ха, я просто рано прихожу домой, – отшутился Вова, махнув рукой, – а Антон твой, что, совсем поздно приходит?
– Да, к сожалению, сейчас очень много работы.
– Ну да, понимаю, как завалят! Ну ладно, спокойно ночи вам, – он окрикнул всю толпу, они с Владой помахали руками, прощаясь, и ушли в сторону дома.
***
Антон, муж Ани, был высоким, статным, лысеющим, довольно молодым мужчиной с греческими корнями: прекрасное атлетическое телосложение и природная гордость – две главенствующие черты его народа. Требовательный к себе и к окружающим, больше всего беспокоящийся о двух вещах – своём положении в обществе и справедливости.
Он родился и вырос в центре города, учился в престижной школе, блестяще окончил Московский государственный университет; когда перед молодым человеком встал выбор дальнейшей карьеры – был крайне обеспокоен тем, чтобы не запятнать свою репутацию связью как с неподобающими его амбициям конторами, так и с государственными корпорациями и любыми другими юридическими лицами, связанными с власть имущими.
«Антонис, ты – настоящий
В Москве их времени – гигантском разросшемся мегаполисе – вариантов для таких принципов оставалось немного. Антон, яро поддерживающий оппозиционные настроения, подал заявку в Общество борьбы за право, начав там сначала помощником юриста, потом став непосредственно юристом, а спустя пять лет достиг должности главного юриста организации, за это время разросшейся на всю страну, возглавляемой Калининым – человеком, чьё имя гремело на весь интернет как имя главного борца за справедливость, равенство и свободу слова.
В ОБП просто так не попадают, туда приходят только идейные молодые активные люди, готовые жертвовать всем – семьёй, временем, молодостью, здоровьем, свободой – ради правого дела за сущие копейки. Лишь став главным юристом, Антон смог позволить достойную жизнь без родительский помощи себе и своей молодой супруге. Поначалу он, мальчик, выросший на Арбате, был в тихом ужасе от нового района и квартиры, доставшейся ему от двоюродной прабабки Софы, у которой никогда не было детей, единственным наследником являлся он – любимый внук её родного брата – деда Афанасия.
Мальчиком, приезжая к ней в гости, Антон наблюдал, как, с каждой минутой удаляясь от родного и понятного ему района Старого Арбата, город растёт ввысь, сереет и нависает над человеком, втаптывая его в землю. Это подавляло его, а самым ужасным впечатлением, увенчивающим это детское понимание жизни, была коптящая небо ржавая труба старого бумажного завода, видневшаяся из бабкиного окна.
В революцию родители бабушки лишились своего загородного поместья и были переселены в коммуналки на окраине города, потом прадед Антона умудрился по связям Греческого московского общества получить неплохую должность профессора в МГУ, чудом избежал репрессий, выбил квартиру в сталинке на улице Строителей, удачно выдал дочь замуж и умер в один год со своей женой, прабабкой Антона. Никто из них так и не узнал, что брак родной дочери не принёс счастья. Оставшись одна в девяностые, она заложила квартиру в сомнительный банк, купила небольшую квартирку в строящемся доме на окраине города; несмотря на то, что была ещё достаточно молодой женщиной, переехала коротать остаток дней в одиночестве и отчуждении от остальной семьи. Всю жизнь существующая на средства с квартиры и содержание сначала деда, а потом отца Антониса, обещала именно внуку оставить свою квартиру после смерти, что, собственно, и сделала, и как бы Антонис ни плевался, как бы ни пытался остаться с женой в просторной родительской квартире, его родители, сразу после смерти бабушки Софы, сами намекнули ему, что пора уже создавать полноценную ячейку общества, но делать это явно лучше не под их крышей.
– Да тут не такая уж и дыра… – медленно произнёс Антон во время их первой прогулки по району.
Всё выглядело совсем не так, как на картинках из детства, застывших в его памяти.
– Я же говорила тебе! Этот район считается очень хорошим!
– Пф-ф, да что тут хорошего, перестань, всё равно кудыкина гора, до центра едем час!
– Антон, ну зато своё, отдельно.
– Слушай, ты только этого и хотела, лишь бы не быть с моей мамой.
– Антош, ну сколько мы это уже обсуждали!
– Обсуждали, обсуждали, сына давай мне роди сначала, потом будем разговаривать. Поймёшь тогда меня.
Антон жену выбирал себе обстоятельно и вдумчиво. Девушки со школы увивались за ним, он воспринимал это как должное, привык быть обожаемым везде и всеми, поэтому жена ему нужна была не та, к которой больше всего ляжет сердце, а именно «подходящая» под определённые требования. Избранница должна:
1)
иметь семью обязательно полную, приличную, образованную, не бедную, исконно московскую («семья – это самое важное в жизни человека» – искренне считал он);