Ночь триффидов

Кларк Саймон

— На каждом крыле мы поместим небольшие, но яркие источники света. Или, если быть точным, то вот здесь — на правом и на левом поплавке. Лучи следует направить под строго определенным углом, так, чтобы на поверхности воды возникали световые пятна. В кабине следует установить зеркало, чтобы пятна постоянно находились в поле зрения штурмана. Если самолет начнет снижаться, пятна станут сближаться и сольются в одно, когда машина снизится до высоты ста футов. Именно поэтому я говорю о строго определенном угле установки. Штурман должен будет непрерывно сообщать пилоту о состоянии точек и громко объявит, как только точки сольются в одну. Еще громче он станет кричать, если точки снова разойдутся, но уже в другие стороны, поскольку это будет означать

снижение до недопустимой высоты. Повторяю еще раз, — сказал я, постукивая кончиком пальца по бумаге, — слияние точек будет означать высоту ровно сто футов. И этого вполне достаточно, чтобы остаться вне досягаемости радаров противника. — Леди и джентльмены, — восторженно всплеснул руками Сэм, — позвольте мне сообщить вам, что Дэвид Мэйсен только что полностью отработал свой хлеб. Итак, Дэвид, — он повернулся ко мне, — прими мои поздравления. А твое изобретение мы назовем, — он улыбнулся, — «Индикатор высоты Дэвида Мэйсена». Согласен? Если да, предлагаю немедленно приступить к изготовлению приборов. Мы вылетаем в Нью-Йорк через два дня.

Глава 33

Ночной полет

«Не торопись, ловя мартышку!»

Не помню, где впервые услышал эти слова — в песне, пьесе или старинной легенде. Впрочем, это могла быть и древняя восточная поговорка.

Как бы то ни было, но эти слова непрерывно крутились у меня в голове, когда три огромных гидроплана, легко взмыв с гладкой поверхности реки и сделав разворот на север, направились в сторону Нью-Йорка.

«Не торопись, ловя мартышку!» Поговорка (если это действительно была поговорка) призывала к осторожности во всех действиях, если хочешь поймать примата. Набирая высоту и прислушиваясь к сладкозвучному реву двигателей, я с удовлетворением думал о том, что не зря проявил выдержку и не говорил никому, что всем сердцем рвусь в Нью-Йорк. Никто и не подозревал, какие мотивы толкнули меня на полет в стан врага. За штурвалом летающей лодки я оказался потому, что надеялся найти в Нью-Йорке Керрис Бедеккер. Воссоединившись с ней, я умчу ее в свою страну. Всем своим существом — всеми нервами, костями и жилами — я не сомневался в успехе. Мы обязательно воссоединимся.

Но чтобы быть до конца честным с самим собой, я должен был признаться, что не имею ни малейших представлений о том, как это сделать.

«Не торопись, ловя мартышку!»

Еще раз повторяю: о моих планах не знал никто. Если эти неоформленные мечтания можно вообще назвать планами.

— Кофе?

— Да, если можно.

Второй пилот в этой экспедиции был для нас непозволительной роскошью, поэтому место рядом со мной занял Гэбриэл. Он налил мне из термоса дымящийся кофе.

— Пока все в порядке? — спросил он, передавая чашку. — Пока все в лучшем виде, — ответил я. — Сейчас наступает момент волшебства, о котором пассажиры, как правило, стараются не думать.

Я щелкнул тумблером на приборной доске и снял руки со штурвала.

— Автопилот? — поинтересовался Гэбриэл, с испугом следя за движениями штурвала; человеку непосвященному действительно могло показаться, что машиной управляет рука незримого духа.

— Лучший друг пилота, — улыбнулся я. — Пожалуй, пора пройти в хвост и вздремнуть до посадки. У Гэбриэла глаза на лоб полезли.

— Шучу-шучу, — успокоил его я. — Я останусь сидеть на этой сковородке, но расслабиться немного могу. Или точнее — попытаться расслабиться, — добавил я, потягивая кофе.

— Потрясающий закат! — Гэбриэл кивнул в сторону горизонта, пламенеющего золотом и всеми оттенками красного. — Однако я предпочел бы любоваться им, имея под ногами твердую почву.

— Только не здесь. Это — страна триффидов. Посмотри, их под нами тысячи и тысячи.

— А я все же предпочел бы испытать судьбу там, внизу, — сказал он, нервно сглатывая.

— Похоже, ты не большой поклонник небесных путешествий. Я не ошибся?

— Я просто впервые лечу в кабине, — сухо ответил Гэбриэл.

— Не волнуйся... Через десять минут привыкнешь. Через полчаса

тебе полет понравится, и ты придешь в неописуемый восторг. А через пару часов все это дело тебе смертельно надоест.

Гэбриэл согласно кивнул. Однако его взгляд свидетельствовал о том, что он не поверил ни единому слову. Я обернулся к штурману:

— Как мы идем?

— Строго по курсу. Еще до наступления темноты на машинах включатся хвостовые огни. У первой машины зеленый, у второй — синий. Так что держитесь за синим.

— О'кей. — Я посмотрел вниз, где расстилалась похожая на бесконечный зеленый ковер Америка. В светлой зелени там и сям виднелись темно-зеленые пятна. Триффиды. Хозяева этих территорий сейчас, видимо, готовились к ночи, прочно заглубив корни в землю, которая когда-то была садами, парками и фермерскими угодьями. Мысленным взором я очень хорошо видел растения-убийцы. Раструбы на верхушках стеблей наверняка уловили шум пролетающих самолетов. Отростки застучали по стеблям, сверяя информацию или посылая предупреждающий сигнал дальше.

Хотя видимость во все стороны была примерно миль тридцать, я не замечал ни единого дымка, указывающего на присутствие людей. Там, внизу, повсюду господствовали триффиды.

Автопилот исправно выполнял свои обязанности, строго выдерживая курс и ведя самолет на заданной высоте с экономичной скоростью двести миль в час, но я то и дело бросал взгляд на приборную доску. Высота, скорость, уровень топлива... И так далее, и тому подобное. Чуть впереди шли два других гидроплана. Их крылья в свете заходящего солнца казались золотыми. Даже у такого матерого пилота, как я, этот вид согревал сердце.

Первая часть полета — если позволят Бог и погода — никакой сложности не представляла. Однако совсем иначе обстояло дело с посадкой вблизи острова Манхэттен. При помощи пары электриков я смонтировал приспособление, которое Сэм Дидс шутливо назвал «Индикатор высоты Дэвида Мэйсена». Испытательные полеты над рекой показали, что индикатор работает. И это хорошо, ведь через пару часов ему предстояло пройти настоящий экзамен.

Гэбриэл, похоже, несколько освоился с ролью второго пилота. Расстегнув ремень безопасности, он объявил, что хочет пройти по машине и посмотреть, как обстоят дела у наших пассажиров. На борту находились два десятка морских пехотинцев, команда из восьми саперов — знатоков взрывного дела (в переднем грузовом отсеке хранилось огромное количество пластита), пара радиоинженеров и одна дама — специалист телевизионного дела. Причины ее появления на борту оставались для меня тайной. Я только надеялся, что Сэм Дидс не поддался слабости и не прихватил дамочку в полет лишь для того, чтобы она могла полюбоваться Нью-Йорком.

Самолеты были сконструированы, исходя из удобства пассажиров, и для транспортировки войск не предназначались. Наши ребята имели возможность воспользоваться розетками для электробритв, горячей и холодной водой и роскошными туалетами, которые наши американские собратья почему-то величают ванными комнатами. Кроме того, здесь был буфет с подогревом тарелок, тостером и специальным боксом для хранения термосов с горячей пищей. Пассажиры могли насладиться превосходной едой, если у них во время полета вдруг проснется аппетит. Вчера вечером я видел, как они писали родным письма, которые следовало отправить в том случае, если авторы погибнут.

Вернулся Гэбриэл и сообщил, что все пассажиры в отличной форме. Многие спали, хотя я слабо представляю, как человек может спать в такое время.

Небо за плексигласом кабины начало быстро темнеть, и скоро наступила ночь. Субстанция, затемнявшая солнце, чем бы она ни была, таким же образом воздействовала на луну и на звезды. Луна совершенно определенно была не такой яркой, как следовало, — она висела оранжевым полукружием над левым крылом.

Я посмотрел на Гэбриэла. Он стал более активно интересоваться тем, как проходит полет. Я видел, как его взгляд перебегает с указателя горизонта на измеритель скорости, а с измерителя скорости — на альтиметр.