Ночь упавшей звезды

Ракитина Ника Дмитриевна

Люб навострил ушки, с интересом наблюдая за мной. На лице его писалось, что вот уж чего-чего, а это внятно и понятно. Люби дети тоже чаще всего используют кожаный доспех в своей жизни, и сам он не один такой перечистил.

– - А ты чего поешь? Я такой раньше не слышал...

– - А она приличная?
– - розовея, спросила Темулли, приканчивая бутерброд и протягивая лапку за следующим.

Рыжий Люб завел глаза к потолку:

– - Это ты о "Яшмовой орхидее Мерриана"? Дядь Одрин, а зачем вы ее в камине спалили? Папа велел книги старинные

уважать, ну и... я так и не понял: а откуда в Мерриане орхидеи?
– - с милой непосредственностью докончил он.

Темка расфыркала хлебные крошки. Мевретт закашлялся и побагровел. Скосился на остроухую:

– - И не надейся... такого -- там точно нет!

Потом осторожно взял бутерброд и принюхался:

– - А ее не под седлом вялили?

– - Не-а, -- утешила я.

– - А вы откуда знаете, что в книжке было?
– - показав острые зубки, нахально заулыбалась Темулли.
– - Читали, да?

– - Мне было достаточно картинок, -- буркнул Мадре себе под нос. Потом понял, что это прозвучало несколько двусмысленно, и поспешно добавил: -- Ну, в смысле, видел, когда сжигал...

– - Я так и поняла, -- еще шире улыбнулась зеленокудрая и отправила в рот остатки второго бутерброда.

Люб, по тому, как покраснела Темулли, догадался, что это была за книжка, и хрюкнул в кулак. М-да... Интересные вещи в библиотеке, оказывается...

– - А ты чего хихикаешь?
– - зыркнул на него мевретт и, страдальчески поморщившись, рискнул-таки надкусить бутерброд.

– - Вкусно?
– - заботливо спросила Темулли.

– - Нет, -- отрезал Одрин, но бутерброд все-таки съел и смущенно кивнул мне:

– - Э... спасибо...

Темулли хихикнула и с сожалением посмотрела на пустые руки:

– - Да-а... Это было ужасно невкусно... Прямо-таки отвратительно...
– - весело улыбнулась она.

Люб вздохнул:

– - Жаль, невкусного было так мало...

– - Точно... А ты мне, вот, прямо хочется еще себя помучить и впихнуть в себя еще пару этих заме.... отвратительных бутербродов...
– - продолжила остроухая.

– - У меня больше нет, -- я развела руками, едва не снеся с подоконника долбленку, но вовремя успела ее подхватить.
– - Она приличная, -- это относилось к песне.
– - Девушка просто дразнила лесоруба, чтобы он не обижал ее любимые деревья, только и всего...

"Эй, отложи топор живей,

лей, дождик, лей,

ко мне приблизься, пожалей,

лей, дождик, лей.

И поцелуй меня в уста,

кругом такая красота,

ну что же ты, скорей..." -- напела я хрипловато, смутилась, потом вскинула голову и ответила на бормотание мевретта:

– - На здоровье. Поправляйтесь скорее. И тренируйтесь на статуях, тогда четвертая уцелеет. Или пятая там...

И захихикала, опустив лицо к кирасе. А потом звучно чихнула. Все, годится. И взялась за сапоги.

– - А они там только целовались?
– - огорчилась Темулли.
– - Не, так не интересно. Я, вот, слышала одну песенку

про некроманта...
– - она зарумянилась.

Мевретт покраснел еще сильнее, словно превращался из лилии в розу; Люб разулыбался, а я строго посмотрела на остроухую:

– - Нет, они не целовались. Девушка занималась полезной природоохранной деятельностью, а потом просто исчезла, потому что дровосек, как вы его зовете, давний, ей не нравился. Вкусы элвилин и людей слишком различны, чтобы они могли быть вместе.

Я отложила сапоги и стала оглядываться в поисках клейморы. Нашла ее у стены и, сидя на подоконнике, занялась полировкой клинка -- дело неспешное и не требующее сосредоточения. Петь мне расхотелось.

Темулли посерьезнела.

– - И ничего они не различны, -- она тряхнула зеленой головой.
– - И вместе они быть могут. У меня папа -- человек...

– - Извини, не знала, -- с досадой буркнула я.
– - Хотя исключения только подтверждают правило. И вообще, нам что, больше поговорить не о чем, как о... тьфу, о нежной страсти? Лучше расскажите последние новости. Можете мне не верить, но я не знаю о вашем мире вообще ничего.

Тему поерзала, подперла коленками подбородок:

– - Так я ж уже рассказывала. Новость у нас одна -- война будет. Скоро. Вот победим кругло... давних -- и наши народы станут свободными. А меня, вот, воевать не пускают...
– - она сердито нахмурилась и стрельнула глазами в Мадре.

– - Я бы тебя пустила, -- протянула я зловеще.
– - Ты любого врага в пол дня язычком ухлопаешь.

– - Я из лука стрелять умею, -- оскорбленно вскинулась Тему и сникла: похоже, вспомнила некий определенный лук... родовой.
– - А на мечах драться меня папа не хочет учить...

– - Тему, -- Люб потянулся и робко погладил спутанные зеленые волосы подружки, -- мой папа вернется -- можно будет его попросить... Он мевретт и наиглавный военный командир.

– - Да знаю я...
– - девочка вытерла глаза.

Я оглядела худенькую гибкую фигурку Темулли:

– - Научиться владеть мечом несложно, только вот... тебя просто раздавят в схватке... и... это очень... противно... на самом деле. Отец тебя правильно жалеет.

Мне вдруг вспомнился взгляд первого, убитого мною. Я передернула плечами. Знобит... Или это оттого, что вечерний холодок заполз в открытое настежь окно?

Темулли подошла ко мне и ткнула пальцем в грудь:

– - Мне нужно. Ты не поймешь. Мне нужно отомстить. А из лука -- не то. Я хочу видеть их глаза.

Я заглянула в кошачьи зрачки странной девочки:

– - Может быть, не пойму. Но я не хочу, чтобы ты пожалела потом о своем выборе.

Уложила клеймору на ковер и взялась за ножи и точильный камень. Тихое "вжихх" наполнило комнату.

Неужели на свете нет никого, у кого бы не нашлось отравленного ножа в сердце? Кто просто жил бы и радовался этому миру, солнечному лучу, просвечивающему сквозь зелень листьев, голубому небу за окном?