Ночь в твоих глазах

Мэлрис эль-Алиэто

Струна сторожевого заклинания звенела так тихо и нежно, что я не сразу понял, что это — сигнал тревоги. Его можно было принять за отзвук мелодии, долетевший из музыкального зала, или движение воздуха, запутавшееся в шелесте ветра.

Но нет. Это дрожала потревоженная нить сигнальных чар.

Оторвавшись от отчета, я позволил себе приподнять бровь: это кто к нам пришел, такой… талантливый?

Отпущенный отчет свернулся в свиток и окутался вязью защиты,

Один, два, три… десять.

По коридорам Алиэто-оф-Ксадель по-прежнему не летела по тревоге стража.

Дежурный лейтенант не спешил ко мне с докладом о поимке злоумышленника.

Только тихо и, судя по всему, ощутимо только мне, звенели сторожевые чары.

Определенно — талантливый.

Я убрал отчет, запер стол и потянулся к силе.

Нынешний гость определенно стоил того, чтобы на него взглянуть.

Сосредоточившись и очистив разум от посторонних мыслей, я шагнул меж Гранями[1] замка Алиэто-оф-Ксадель, Цитадели-над-Радугой, твердыни эль-Алиэто, правящего дома мира Улариэ, созвездия миров Лиэнатрэ.

Гость обнаружился у входа в сокровищницу — настоящую, а не официальную, что само по себе вызывало вопросы к Старшему над тенями — неведомым образом пройдя все кордоны охраны на пути ней и миновав замки внешних помещений.

Прикрытый пологом невидимости и шумоподавляющим щитом, он стоял лицом к глухой стене, сквозь фреску на которой уже проступили контуры створок тщательно замаскированных дверей.

Она. Она стояла.

Косой лунный луч и застывшая в нем тонкая фигура — длинная черная коса, положенная по штату всему женскому человеческому персоналу в Алиэто-оф-Ксадель, спускалась ниже узких бедер, а руки… Её руки танцевали. Жили своей жизнью.

Невесомые и прекрасные, исполненные гармонии движения сплетались в совершенный узор.

Застигнутая с поличным шпионка и потенциальная воровка не колдовала — она творила волшебство. И огонь творения, видимый не глазами, недоступный никому, кроме истинных детей Мироздания, сиял в ней нестерпимым жемчужным светом, пробиваясь сквозь кости и плоть озаренной гостьи, сквозь одежду и скрывавшие ее чары.

Вопросов к Мастеру теней становилось всё больше.

Кажется, человеческие коллеги оказались расторопнее нашего старика эль-Талафа, и всё же сумели добыть ту информацию о нашем народе, которую мы хранили столько лет. Нужно будет найти, от кого произошла утечка, и примерно наказать. Потому что для тех, кто посылал ко мне это удивительное создание, кажется, было очевидно: в созвездии миров, принадлежащем темным эльфам, она не может быть казнена ни при каких обстоятельствах.

Внутренний огонь не может быть погашен насильно.

И даже если прекрасная на досуге ест младенцев — это не может быть основанием для её умерщвления. Это лишь основание оградить ее от младенцев.

Все эти возвышенные, но не слишком радостные мысли едва коснулись меня, пройдя по краю сознания, в то время как большая его часть была погружена в эстетическое любование: редкое наслаждение — наблюдать за вдохновенным творцом.

Даже если он при этом пытается проникнуть в твою сокровищницу.

В этот момент взломщица как раз закончила распутывать сигнальное заклинание, и я заинтересованно замер: заметит или нет потайной крючок? А если заметит — отступится или попытается проскользнуть мимо и неминуемо влетит в следующий слой защиты? Потому что снять потайной сторожок невоз...

Возможно.

Озаренная нарушительница с облегчением выдохнула, а я понял, что всё это время не дышал вместе с ней. Расслабил плечи.

Если те, кто её посылал, знали, что делали, а не угадали случайно, и ждут, что девушку, в случае провала, им вежливо вернут — обойдутся. Мы этот талант перевербуем.

А тайной службе отправлю письмо с извинениями. “С прискорбием сообщаем, что ваш человек погиб при задержании — разделяем вашу боль, скорбим вместе с вами”. Никто, конечно, этому письму не поверит — но это последнее, что меня волнует.

Отдам ее дому Эриали. Или дому Роу — там наследственная предрасположенность к дамам авантюрного склада. Вот пусть они её и… вербуют.

Еще немного полюбуюсь — уж больно хороша она, объятая лунным светом и вдохновением — и отдам.

Вот досмотрю до того места, как ее обездвижит защитой, и заберу. Как статую.

Избавившись от сигнального заклинания, озаренная почувствовала себя куда свободнее: из позы исчезло напряжение, линия плеч несколько расслабилась… Встряхнув руками, она подвигала пальцами, расслабляя напряженные мышцы, всплеснула кистями — и продолжила свою вдохновенную деятельность.

Окинула фальшивую стену придирчивым взглядом, а затем выверенными и точными движениями одно за другим развесила перед самой преградой пару десятков плетений, и… шагнула вперед.

Защита среагировала безупречно — и я дернулся было забрать свой трофей, но с возрастающим изумлением понял, что поторопился. Гостья вернулась на место, которое только что покинула, как ни в чем не бывало — а вот заготовленные ею плетения начали наливаться свечением. И силой. Которую выкачивали из парализующего заклинания.

Не отвлекаясь на такие мелочи, их создательница принялась деловито дублировать шумоизоляцию в комнате и выставлять дополнительные силовые щиты вдоль стен и окон, наполняя меня дурными предчувствиями.

За это время плетения превратились светящиеся, налитые энергией шарики и перестали подавать признаки активности. Не веря своим глазам, я наблюдал, как человеческая женщина собирает их в один — крупный, размером с голову взрослого мужчины…

А вот это уже полная наглость! Использовать мою собственную силу чтобы обворовать меня же?!

Такого хамства я стерпеть не мог и шагнул вперед, возвращаясь с плана вуалей, и глядя прямо в округлившиеся бездонно-синие глаза, доброжелательно поинтересовался:

— Что вы здесь делаете, лирелей[2]?

Эриали и Роу обойдутся.

Сам завербую.

Даркнайт Ирондель Янтарная

Что мне нравилось в мире Улариэ — так это ночи. Плотные, бархатные, глубокие.

Еще нравилась архитектура — я ценю сдержанность и элегантность эльфийского классицизма.