Ночь волчицы
Шрифт:
Это была чистая правда. Какой бы мерзкой она ни казалась.
Он медленно взял длинную палку. Судорожно сглотнул и подошел к зверю. Все охотники ему улыбались. Похоже, они ему завидовали. А для него не было ничего более отвратительного.
Горбон никогда в жизни не убивал. Даже самой малой зверушки. Но сегодня у него не было выбора. Все глаза были устремлены на него. Если он дрогнет, не справится, то выставит себя на посмешище и утратит свое влияние. По глазам главного ловчего он видел, что
Однако выбора не было.
Очень медленно, трясущимися руками он поднял палку над распростертым перед ним волком. Сделал глубокий вдох. Он точно знал, как должен ударить, это и ребенок бы смог, однако невидимая сила сдерживала его руку. Он заранее представлял стук палки. Крик зверя. Может быть, хруст черепа и струю крови. И от этих мыслей рука его окаменела.
Ожидание затягивалось. Он представлял глаза охотников. И как презрительно будут они смотреть на него, если он не сможет ударить.
Больше всего он боялся стукнуть недостаточно сильно. Хуже всего, если придется бить дважды. И все же он знал, что не сможет ударить со всей силы. Отвращение к тому, что он делает, в последний миг отнимет у него решимость.
Волк судорожно дернул лапами. Горбон вздрогнул. Он видел глаза зверя. Вот куда он должен ударить. Повыше глаз, в макушку. Но эти глаза глядели с такой тоской, они были такие живые! Где же ему взять мужества?
— Смелее, господин! — подбадривал охотник, стоявший слева.
Горбон выдохнул. Медленно опустил палку на голову волка, чтобы примериться, потом снова поднял ее вверх. Ударить. Просто ударить. Это так легко. Он закрыл глаза, сжал кулаки, стиснул челюсти и наконец обрушил палку на зверя.
Раздался резкий сухой треск. Палка в его руках задрожала. В лицо брызнула кровь.
Но удар оказался недостаточно силен. Жермен открыл глаза во время удара и видел, как зверь вздрогнул. Его лапы затряслись сильнее. Череп пробит, но волк еще жив. И даже стонет.
Горбон скривился от отвращения. На волчьи слезы смотреть было невыносимо. Но ему нельзя отступать. Он не имеет права. Надо бить еще раз. Он снова поднял палку. Его пальцы дрожали. Живот скрутило. Он бросил на главного ловчего взгляд, полный ненависти, потом размахнулся и снова ударил зверя, на этот раз с открытыми глазами. Потом опять. Волк еще шевелился. Снова и снова. Он бил изо всех сил. Изо всех сил, которые ему придавали отвращение и ненависть. Наконец, увидев, что зверь мертв, он отбросил палку на несколько шагов назад.
Его тошнило. Под осколками черепа сквозь кровь были видны мозги животного. Горбон на секунду закрыл глаза, чтобы сдержать душившие его слезы.
— Прекрасно, господин! — воскликнул главный ловчий, становясь на колени у трупа волка. Сори достал большой охотничий нож и принялся разделывать тушу зверя. Было видно, что в этом деле он мастер. Худшие куски он разложил на звериной шкуре для собак, затем отрезал переднюю ногу и правую заднюю. Лезвие мелькало, кромсая кости волка, с трудом разрезая толстые лапы.
Когда он закончил, то взял две лапы и подошел к Горбону:
— Возьмите, господин, эта честь принадлежит вам.
Но Горбон отстранил от себя кровавый трофей.
— Нет, спасибо, — ответил он, — на сегодня с меня хватит!
Глава 7
У ворот каменного города
Бёли, советник Амины, вошел в просторные покои королевы Галатии. Слуга, стоявший у двери, объявил о его приходе, однако Амина не шевельнулась и продолжала молча сидеть в своем кресле. Слуга бросил на Бёли смущенный взгляд, но советник знаком приказал ему выйти. Тот тихонько удалился.
Бёли глубоко вздохнул. Уже который день королева вела себя очень странно. Она могла целыми часами молчать, а иногда было слышно ее бормотание, словно она вполголоса разговаривала с кем-то невидимым.
Бёли подошел и сел напротив.
— Вы меня звали, Ваше Величество? — спросил он, положив руки на золоченые подлокотники.
Но Амина не смотрела на него. Она уставилась в пол, казалось, не замечая его присутствия. Бёли молча ждал. С тех пор как королеву возвели в сан друида, она с каждым днем все больше была не в духе. Вначале Бёли опасался, что друиды займут его место подле государыни и что его роль при дворе утратит свою значимость, но теперь его волновало другое — неужели королева теряет рассудок?
— Дверь заперта? — не поднимая глаз, спросила Амина.
Бёли, хотя и знал это, все же повернулся проверить.
— Да, Ваше Величество, заперта.
— Вы сами ее заперли? — не унималась она.
— Нет, ее, уходя, запер слуга.
— Тогда я хочу, чтобы вы проверили, хорошо ли она заперта. Вас это не затруднит?
Бёли встал, подошел к двери, открыл и снова запер ее, стараясь шуметь, чтобы королева слышала.
Потом он снова уселся напротив.
— Теперь, Ваше Величество, она надежно заперта.
— Тем лучше.
Королева снова умолкла. Она сидела не шевелясь. По ее застывшему взгляду можно было подумать, что ее глаза никогда не мигают. Но Бёли не впервые видел ее такой. И теперь постарался справиться с волнением. Он пытался уверить себя, что все идет как обычно.
— Вы что-нибудь слышали об Алее, Бёли?
Советник выпрямился в кресле и судорожно глотнул:
— Да, конечно.
— Почему «конечно»? — удивилась королева, наконец подняв глаза на своего собеседника.