Ночная смена
Шрифт:
Винсент снова поворачивается ко мне лицом и поджимает губы, пристыженный.
— Как думаешь, ты могла бы сделать исключение для парня, у которого только одна здоровая рука и действительно дерьмовая ночь?
Это небольшая уступка, он явно не привык просить о помощи или извиняться за свою неприветливость. Но Винсент на мгновение выглядит так, словно знает, что ведет себя как мудак, и хотел бы остановиться. Что-то в этом смягчает гнев.
Мы смотрим друг на друга. Я — та, кто ломается первой.
— Хорошо, — неохотно говорю я. — Думаю, я просто…
Это займет всего пять минут жизни и не похоже, что мне есть чем заняться, кроме как читать о том, как Лоренцо прижимает Натали к стене лифта. Я положила «Принцессу мафии» лицевой стороны вниз на кассовый стол и перевернула маленькую табличку, сообщающую, что вернусь через пятнадцать минут.
Только встав со стула я понимаю, насколько Винсент огромен. В том, что он высокий, есть смысл — в конце концов, парень баскетболист первого дивизиона, но во мне почти пять футов одиннадцать дюймов4. Это сбивает с толку.
Я хватаю ремешок, в спешке звякнув ключами о бутылку с водой, и туго наматываю его на кулак, обходя стол и протискиваясь мимо Винсента. Я улавливаю запах стирального порошка и чего-то теплого и пряного, и абсолютно не думаю о том, как хорошо он пахнет, какой маленькой чувствую себя рядом с ним или как сильно мне это нравится.
Лестница находится на дальней стороне атриума, но, учитывая, что я всего несколько минут назад прочитала о страстном сексе в лифте, предпочла бы не загонять себя в ловушку с Винсентом.
Он идет следом, когда мы поднимаемся на второй этаж и ныряем в лабиринт книг, лавируя между стеллажами, как звери на охоте. Я всегда ходила очень быстро. Харпер и Нина жалуются и ноют, когда отстают, но Винсент — с его широкими шагами — нет.
Может, парень и мудак, но по крайней мере, не медлителен.
Британская литература «загнана» глубоко в угол. Одна из люминесцентных ламп над головой перегорела, отчего уголок библиотеки кажется тусклым и по-своему странно интимным. Если бы кто-нибудь отправился искать уединенное место в кампусе, чтобы поцеловаться, это стало бы лучшим местом.
Не то чтобы мы с Винсентом собирались целоваться.
Господи Иисусе… Возьми себя в руки.
Вот что влечёт за собой чтение непристойностей на работе.
— Ну вот, — фыркаю я. — Британская поэзия. Могу помочь выбрать что-нибудь из нужного вам века, если не знаете, как работать с гуглом.
Винсент закатывает глаза.
— Просто дай уже что-нибудь.
Я наклоняю голову и просматриваю корешки на полке, вполголоса читая названия и авторов. Британская поэзия девятнадцатого века довольно обширна, если судить по запросам. Понадобится еще немного специальной литературы, конкретные параметры, если мы собираемся поторопиться, чтобы я могла вернуться к книге.
— Для какого урока нужна эта литература?
— У меня контрольная по классической британской литературе, — говорит Винсент. — Мы должны проанализировать стихотворение
Итак, крайний срок не установлен, но он все еще здесь, а не на вечеринке с остальной частью команды. Почему не мог подождать до завтрашнего утра и просто прийти с похмелья, как любой другой старшекурсник в Клементе?
Я внимательно рассматриваю Винсента, взгляд скользит по его растрепанным волосам и легким теням под темными глазами. Выглядит так, словно ему не помешали бы восемь часов сна. Возможно, он больше беспокоится об этой статье, чем хочет показать. Или, вероятно, в кислом настроении виновны повязка на руке и предстоящее начало баскетбольного сезона. Будь у меня с собой телефон, могла бы отправить секретное сообщение Харпер и Нине, чтобы узнать, есть ли у них какая-нибудь информация.
Но телефон внизу, а Винсент, стоящий рядом, высокий, задумчивый и явно взволнованный, смотрит на окружающие нас книги.
Я подавляю вздох. По одной проблеме за раз.
— К чему ты готов? — я беру несколько книг с полки — Байрона, Вордсворта, Блейка — и складываю их на сгибе руки, чтобы тот одобрил. — Стихам старого белого мужчины или стихам старого белого мужчины?
Винсент не смеется над шуткой. Вместо этого снимает «Байрона» с верхней полки и переворачивает, чтобы внимательно рассмотреть заднюю обложку.
Взгляд падает на руку Винсента. Она почти в два раза больше моей и двигается с уверенностью и ловкостью, которые, к сожалению, очень привлекательны. Будь это любовный роман, Винсент Найт стал бы главным героем. Спору нет. Он высокий, широкоплечий, темноволосый и красив самым порочным образом. Мог быть наемным убийцей мафии, альфой стаи, головорезом-миллиардером с проблемами с папочкой, да и буквально способен подхватить меня здоровой рукой, прижать спиной к книжной полке в глубине стеллажей и заполнить… Он так же шептал бы мне непристойности. Не строчки из плохого порно, а поэзию.
Слова страсти.
Но это не любовный роман. И если то, как Винсент хмуро смотрит на собрание сочинений лорда Байрона, о чем-то говорит, не думаю, что следует ожидать от него поэзии.
Перестань думать о сексе, ты, жалкая маленькая засранка.
— Кстати, это была шутка, — говорю я, желая заполнить тишину. — Все знают, что лучшие поэты девятнадцатого века — женщины.
Винсент возвращает мне Байрона.
— Тут есть что-нибудь, — он колеблется, — попроще?
— Боюсь, Доктор Сью5 — американец двадцатого века.
Винсент бросает на меня раздраженный взгляд. Я вздергиваю подбородок, отказываясь извиняться.
— Послушай, — ворчит он. — Мне жаль, ладно? Запястье убивает, я плохо спал всю неделю, а ещё выхожу из зоны комфорта из-за этого… этого поэтического дерьма, — на его щеках появляется два розовых пятна, но, конечно, это всего лишь игра света. — Английский никогда не был моим любимым предметом.
Я ставлю три книги обратно на полку.