Ночной дозор
Шрифт:
Кого взорвали, кого застрелили, а кое-кто — более удачливый — проводил время в местах не столь отдаленных и мерил то тюремный двор, то тесную камеру неторопливыми шагами, потому что заключенному торопиться, собственно говоря, некуда и незачем. Сроки партнеры Петрова по преступному бизнесу получали немалые: кто пять, кто семь, кто девять лет.
Из тех, кто начинал бизнес в золотые времена перестройки, в живых и на свободе остались только двое:
Короедов Сергей Сергеевич и Петров Федор Павлович. В свое время, еще при советской власти, они работали
Ни Петров, ни Короедов сегодня никаких официальных должностей не занимали, хотя и тот, и другой в свое время пытались стать депутатами. Но обоим помешал чиновник, назначенный Москвой, — представитель президента Малютин Лев Петрович.
Полномочия у Малютина были неопределенные, а потому большие. Даже губернатор и мэр его побаивались, понимая, что стоит Малютину копнуть поглубже, вглядеться попристальнее — и выплывет такое, о чем лучше не думать и не вспоминать.
— И что ты думаешь обо всем этом, Сергей Сергеевич? — вздрогнув тучным телом в кресле так сильно, что заскрипела кожа, поинтересовался у партнера Петров.
Короедов продолжал стоять спиной к окну.
— Ты же знаешь, чего я боюсь.
— Конечно, знаю, — хрюкнул Петров.
— Боишься, что и на твоих руках защелкнутся браслетики?
— Этого только дураки не боятся. От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Но сума нам с тобой не грозит, денег мы с тобой, слава богу, заработать умудрились, припрятать заначки в разных местах тоже. Другое дело, что не дадут воспользоваться деньгами, сидеть придется долго. И кто же мог предположить, что какой-то московский мерзавец может все испортить, парализовать в городе хорошо налаженную жизнь?
— А что тебе город? — щелкнув пальцами, сказал Сергей Сергеевич Короедов. — Можно подумать, тебя город интересует!
— Интересует. А почему бы и нет? — хмыкнул, сидя в кресле, Петров.
— Да не город тебя интересует, Федор Павлович, тебя интересует то же, что и меня.
— Так порт же связан с городом! Товар из порта идет в город…
— Да перестань ты дурить мне голову! Я и без тебя знаю, из какого крана нам деньги капают. Мне все твои секреты известны. Может быть, только не знаю номеров счетов в какой-нибудь «офшорке», да и то потому, что никогда ими не интересовался. Не люблю в чужие кошельки и карманы заглядывать.
— Это ты правильно делаешь, — сказал Короедов, опять блеснув очками. — Я тоже не люблю. Приличные люди не заглядывают друг другу в карманы. А вот Малютин норовит залезть.
— Я только одного не могу понять, — булькающим голосом, наконец прекратив жевать, сказал Петров, — он дурак или просто честный?
Короедов расхохотался, показывая сияющие чистотой фарфоровые зубы:
— Тебе-то какая разница? Был бы дураком, никогда бы до наших махинаций не докопался.
— Ты прав. Значит, выходит, честный? Сколько
— Ты же знаешь, сколько мы ему предлагали.
— Послушай, а может, надо было предложить долю — процент отдела?
— Ты что, с ума сошел!? И так всем платим — таможне платим, пограничникам платим, даже бандитам платим, чтобы не лезли в наши дела, мэрии отстегиваем, чиновникам губернатора даем. Если мы еще с Москвой делиться начнем, то, действительно, и до сумы недалеко! Столица и так всех грабит, — зло и пылко заговорил Сергей Сергеевич Короедов, отойдя, наконец, от окна.
— Правильно ты сделал, Сергей Сергеевич, что от окна отвалил.
— С чего это?
— Могут тебе в затылок пулю всадить. Даже не почувствуешь.
— Могут, могут… Ну, и что они с этого получат? Пулю в затылок мне можешь всадить лишь ты, Федор Павлович, остальным моя смерть невыгодна.
— А мне зачем? — захрюкал Петров.
— Вот потому мы друг в друга и не стреляем, что нам денег хватает. А делиться с другими мы не любим, даем каждому столько, сколько считаем нужным. И даем много, — сказал Короедов, положив ладони на свою лысую голову. — Опять люди Малютина приехали, опять отчетность требуют. Мои бухгалтера только на проверки и работают, можно сказать, все остановилось.
— Подожди немного. Я же тебе говорил, что уже договорился.
— С кем? — спросил Короедов.
— Со своими, с бандитами.
— И что они?
— Обещают пугнуть. Если человек не продается, то его можно напугать, можно страхом загнать в угол. Пусть там сидит, как мышь под веником, в штаны делает.
— Когда это будет? Поторопи, между прочим, потому что налоговики просто звереют, — Короедов тяжело вздохнул. — Жизнь неспокойная. Только налаживаться начнет, только чиновников прикормишь, а тут — трах-бах, выборы, и все изменилось, опять голодные к власти пришли. Пока наедятся, пока нахватаются, время уходит, а вместе с ним и деньги. При Собчаке лучше жилось, спокойнее.
— Не скажи, — ответил Петров. — Помнишь, как в самом начале мы с тобой метались?
— Но потом-то все образовалось. Дали денег.., кому полагалось…
Петров перебил его:
— А теперь оказывается, что давали не тем, кому следовало. Именно те людишки, кто от нас получал, нас и сдали.
— До нас пока не добрались.
— Доберутся, — убежденно произнес Петров. — Все хорошее когда-нибудь кончается Короедов вплотную подошел к Петрову и, присев на корточки рядом с ним, зашептал:
— Только убивать его не надо, хоть я с удовольствием и поприсутствовал бы на его похоронах. Время сейчас не такое, нельзя большой шум поднимать. Вся московская прокуратура, ФСБ тут окажутся. Не хватает только показательного дела. Сам я совать голову в петлю не намерен.
— Все сделают в лучшем виде, — заверил его Петров, посмотрев в серый прямоугольник окна. — Когда дождь кончится, не слышал?
Короедов поднялся и, даже не посмотрев в окно, тряхнул головой:
— Кто ж его знает? Такое впечатление, что никогда.