Ночной экспресс
Шрифт:
Вместо волос змеи, с шипением открывающие пасти.
Вместо глаз ровное желтое сияние – как расплавленное золото в глазницах.
В золотых глазах не было зрачков. Но Инга чувствовала – они смотрят на нее.
То был очень недобрый взгляд.
– Кое в чем миф был неточен, – быстрым движением руки толстяк захлопнул крышку.
Инга успела увидеть оскал на бледном лице и яростный бросок змей.
Из черной коробки доносился глухой стук.
– Те, на кого смотрели эти глаза, превращались не в камень.
Он смотрел на коробку, в которой бушевала отрубленная голова.
– Не знаю, что чувствовали мои друзья, превращаясь в статуи. Но они кричали. А я сидел под столом, зажмурив глаза. Пока они не смолкли.
Он посмотрел на Ингу снизу вверх. Маленький смешной толстяк, с торчащей бородкой и плешью.
– Наконец, единственным звуком остался шум крыльев твари, искавшей меня. Меня
посетило озарение – она была слепа! Видеть ей помогали змеи, которые чувствовали
тепло. У меня было с собой крошечное зеркало из бритвенного набора. Глядя в него
на тварь, я достал бутылку с горючей смесью и кинул в нее. И выстрелил в бутылку, когда она была у нее над головой. Вот вам тепло!
– Должно быть, она обезумела от боли. И видеть тоже перестала. Я вылез из-под стола, достал саблю и обрубил ей крылья. А потом отрубил голову. Без сожаления. Я знал, что убиваю чудо. Чудовище. Именно так и должны поступать люди.
Он постучал указательным пальцем по пяти буквам, оттиснутым на боку черного ящика.
– СМЕРЧ. Смерть Чудовищам. СЧ. Это наш девиз, Инга. Это мы и есть.
Наверное, целую минуту они смотрели друг другу в глаза. Наконец, толстяк сказал:
– Пойдемте, Инга, я показал вам все, что хотел. И увидел тоже. Удивительно, но люди, приславшие вас сюда, не ошиблись. Вы действительно феномен.
Он повернулся и быстро засеменил прочь по проходу между стеллажами, заставленными остатками уничтоженных чудес. Инга поспешила за ним.
– Вы о чем? Не понимаю.
– Поймете, – толстяк искоса глянул на нее. – Некоторые вещи вам знать пока рано.
Больше он с ней в этот день не разговаривал. Вместе они вышли из Кунсткамеры, из кабинета и спустились на несколько этажей вниз.
Толстяк привел Ингу в спортивный зал, застеленный тонкими черными матами. Махнул кому-то рукой, похлопал ее по локтю и вышел.
По залу перетаптывались попарно юноши и девушки в узких белых халатах. Некоторые
были одеты в черные юбки и маски сеточкой. Эти каждую минуту громко кричали и со всей дури били друг друга деревянными палками. Те, в халатах делали вид, что у
них в руках палки и лупили воздух. Или просто боролись, с хаканьем падая на маты.
– А ты наша новенькая, да?
Перед ней стоял высокий, одного с ней роста парень в смешной черной юбке и сетчатой маске. В каждой руке у него было по палке с круглой рукоятью.
– Не
Парень хмыкнул, развязал ремешки на затылке и снял маску.
Лицом он был моложе своего голоса. Или так казалось из-за гладко выбритых щек и макушки. Уши у него были заостренные и оттопыренные.
Такие же, как у Инги. Стесняясь их, она часто носила косынку.
– Ну, теперь видишь, – улыбнулся он уголком рта. – А я вижу, что тебя сам Ростоцкий привел. Такая ты важная птица.
– Ты сам птица. Цапля. Одни ноги торчат.
– Кто бы говорил, – он улыбнулся шире.
– Я говорю. А кто такой Ростоцкий?
Улыбка ушла. Парень стал серьезен.
– Ростоцкий Михаил Семенович. Наш здешний кардинал. Знаешь, что такое кардинал?
– Не-а.
– Эх, всему тебя учить придется. Лови!
Инга схватила палку на лету, взвесила в руке. Ничего себе палка. Понятно, почему они в масках дерутся. Такой по лбу, себя не узнаешь.
– Это боккэн. Ближайшие полгода ты будешь выпускать его из рук только во сне.
– Дурацкое какое название. А тебя как зовут?
– Тоже по-дурацки. Эдуардом.
– А я Инга.
– Вот и познакомились. Инга-с-боккэном. По-моему чудно.
– Эдуард-цапля. Тоже ничего.
Эдуард засмеялся легко и беззаботно. Это был смех человека, который не умеет обижаться. Трудно было придумать черту приятней.
– У тебя на сегодня одно задание, – сказал Эдуард, когда Инга сняла обувь, и он
помог ей надеть маску и нагрудник. – Ударить меня боккэном. Хоть куда. Сегодня я не буду бить в ответ, только отбивать. Попробуй…
Инга без замаха ткнула его концом палки в живот. Недоговоренные слова вырвались изо рта Эдурда одним «пфффффф».
– Я могу идти? – невинно спросила Инга. – Раз задание выполнено.
Он выпрямился, потер живот. Поднял палку перед собой.
– Нападай. Исподтишка ты бьешь хорошо. Теперь давай в открытую.
Инга пожала плечами. Шагнула вперед, целясь в выставленное вперед колено Эдуарда-цапли. В уличной драке быстро усваиваешь – бить надо в доступные места. И легче, и больнее.
Зал обернулся вокруг нее. Вместо потолка стали черные маты. Палка Эдуарда больно уперлась под лопатку.
– Вставай. Еще раз.
Она встала. Поправила съехавшую маску.
– Ты сказал, что не будешь бить в ответку.
– Я не бил. Я направил твою силу так, чтобы она лишила тебя опоры. Это называется «аи ути». Обращаться с противником, как с дорогим гостем.
– Ути пути. Хороши гости.
Он не ответил, поднял палку.
– Нападай.
В тот день она больше не смогла его ударить. За следующие полгода упорных тренировок не больше дюжины раз.
Эдуард был беспощадным в своем радушии хозяином. Он не забывал своих ошибок. И не прощал чужих.