Ночной холод
Шрифт:
– Я не мельтешу, – пробормотала я.
– О нет, мельтешишь, – вставил Оливер. – Делаешь это с тех пор, как мы пришли сюда.
«Сюда» – это комната ожидания в школьном лазарете, который располагался в четырёхугольном трёхэтажном здании, неподалеку от моего общежития. Я ожидала, что лазарет окажется под зданием математики и естественных наук, рядом с моргом и тюрьмой, но вместо этого друзья привели меня сюда.
До сих пор я не уделяла этому зданию особого внимания, поскольку построено оно из того же тёмного камня, из которого построен практически весь остальной Миф. Но от него исходила приятная, успокаивающая атмосфера, по крайней мере, внутри. Белый мраморный пол бороздили тонкие голубые прожилки, похожие на вены под человеческой кожей. Или, возможно, камень просто отражал светло-голубой цвет стен. На каждой стене находилось по несколько окон, а на потолке, на верхнем этаже, несколько люков.
Длинная стойка регистрации тянулась вдоль задней части комнаты. Большая двойная дверь, находящаяся за ней, вела в палаты. Видимо должность в лазарете была одной из множественных должностей Рейвен. Когда мы пришли, она уже сидела за письменным столом, закинув свои чёрные сапоги на гладкую поверхность дерева. Она окинула нас коротким взглядом, прежде чем вновь перевести взгляд на журнал. Иногда она переворачивала страницы, но, не считая этого, была молчалива, впрочем, как и всегда.
В центре комнаты стояли белые плетёные кресла с подушками и пара голубых диванов. Дафна и Карсон сидели вместе на одном из диванчиков, а Оливер с Алексеем опустились в кресла, стоящие рядом друг с другом.
Перед приходом сюда, я оставила Вика с Нюктой в комнате. Друзья переговаривались друг с другом или строчили смски, а я продолжала мельтешить. Но с каждым новым кругом, что я нарезала по комнате ожидания, мой взгляд все чаще останавливался на небольших мраморных статуях, расставленных повсюду: в нишах стен, на журнальных столиках и на стойке регистрации, прямо рядом с локтем Рейвен, стояла статуя.
Лазарет был похож на столовую тем, что у статуй имелась общая тема. Вместо богов плодородия и пищи, приглядывающих за студентами во время еды, здесь находились божества, имеющие что-то общее с целительством. Такие как Аполлон и Эскулапа, два греческих бога. И как всегда казалось, что статуи наблюдают за мной, но выражения их лиц были замкнутыми и нейтральными, так что я не могла узнать по ним, что сейчас происходит с Никамедисом.
Я хотела делать еще один круг по комнате, как вдруг моё внимание привлёк звонок. Через мгновение в открытую дверь вошла пожилая женщина с седыми волосами и тёплыми, дружелюбными, фиолетовыми глазами.
– Бабушка! – я бросилась в её объятия.
На бабушке Фрост были чёрные брюки, белый пуловер и туфли, носки которых слегка загибались вверх. Под складками ее пальто находились слой зелёных, фиолетовых и серых косынок. По краям каждой косынки свисали монетки, которые весело забренчали, когда я крепко обняла бабушку.
Она отстранилась, обхватила моё лицо руками, и я почувствовала, как ко мне переходит волна ее любви. Внезапно всё это показалось мне не таким уж мрачным и безнадёжным, я даже немного успокоилась. Словно теперь, когда бабушка здесь, всё сразу наладится, хотя я, конечно же, знала, что это не так.
– Всё хорошо, тыковка, – пробормотала бабушка, проводя рукой по моим коротким волосам. – Всё будет в порядке. Вот увидишь.
Она снова заключила меня в объятия, и я почувствовала силу в воздухе вокруг неё – и эта старая, всезнающая, бдительная сила, казалось, обнимает меня вместе с бабушкой. Бабушка как и я – цыганка, что означает, что и ее Ника одарила магией. Но в её случае бабушка может заглядывать в будущее. Я задавалась вопросом, а не заглянула ли она в будущее Никамедиса прямо сейчас, но, когда я отстранилась, чтобы спросить об этом, сила уже исчезла, а её взгляд был так же ясен, как и мой. Когда бабушка смотрела на что-то, что видела только она, её глаза всегда казались пустыми.
– Я рада, что ты здесь, – прошептала я. Бабушка похлопала меня по руке.
– Я рада, что пришла. А теперь расскажи мне всё. Аякс, когда позвонил, рассказал только самое важное, но я хочу услышать это от тебя, тыковка.
Я проводила её к одному из диванов. Присев, она снова взяла меня за руку, и я начала рассказывать: про то, что на самом деле отравить пытались меня, а не на Никамедиса. На этом месте мой голос немного дрогнул, но меня сразу затопила волна любви и понимания.
– Это не твоя вина, тыковка, – сказала она. – Ни то, что сделал этот парень, ни то, что Никамедису был причинен вред.
Я прикусила губу и отвернулась, потому что не хотела, чтобы она увидела чувство вины в моём взгляде – особенно, когда речь касалась Никамедиса. Когда-то библиотекарь любил мою маму. Когда я перешла в Мифакадемию, он попросил Метис назначить меня на работу в библиотеке, чтобы по-своему приглядывать за мной. Я не могла избавиться от мысли, что ему не стоило этого делать. Иначе с ним было бы всё в порядке, если бы сегодня вечером меня там не было, если бы я никогда не заходила в библиотеку...
Одна из дверей, ведущая в приёмный пункт, распахнулась, и в комнату шагнула Метис. Мы все одновременно вскочили со своих мест и поспешили окружить её.
– Что случилось?
– Вы смогли вывести яд из его тела?
– Никамедис поправится?
Вопросы один за другим срывались с наших губ. Метис подняла руки вверх, и мы постепенно замолчали.
– Очень сильно помогло то, что вы выяснили, какой яд использовал Жнец, – начала она. – Это позволило мне выбрать для Никамедиса самое лучшее лечение и найти способ, как замедлить действие яда.
– Замедлить, но не остановить? – спросила Дафна, которая сразу поняла то, о чем Метис не договорила.
Аврора вздохнула.
– Да, замедлить, но не остановить. С ядом всегда сложно, особенно с магическим. В принципе, яды, как этот, высасывают всю магию, которую используешь для борьбы с ним. На данный момент только моя магия удерживает «Сочный Секлет» от того, чтобы причинить ещё больший вред телу Никамедиса. Но, в конце концов, яд приспособится к моей магии и начнёт её перебарывать. Когда это случится, он опять начнёт проявлять своё обычное воздействие и причинит ещё больше вреда – которое приведет к смерти Никамедиса.
Я закрыла глаза. В этот момент, даже ни к кому не прикасаясь, я всё же чувствовала глубокую печаль, так же исходящую и от профессора, – и она вторила моим собственным чувствам. Спустя мгновение я заставила себя открыть глаза и взглянуть на Метис.
– Значит, нет никакого... противоядия? – я едва смогла вымолвить эти слова, огромный ком встал в горле. – Никакого шанса спасти его?
Метис глубоко вздохнула, и этот вздох был длиннее обычного.
– Противоядие существует.
– И в чем тогда проблема? Идите и приготовьте его или что там для этого нужно делать. А потом дайте его Никамедису.