Ночной Купидон
Шрифт:
И перед главным теперь оправдываться. Нахвасталась про сенсацию, а ее у меня и нет. Хотя почему это нету?
Бросилась к книжной полке, на которой продолжал спокойно себе работать мой супер-дупер запасной диктофон. Вот молодец я, что не пожмотничала, купила с самым большим объемом памяти. Все, умница моя, записал, вплоть до моих рыданий! Значит, интервью сохранилось! Расписка у меня тоже имеется. В случае чего, Ливанцев даже судиться со мной не сможет!
Слушать все интервью не стала. Меня еще трясло от его голоса. Вытерла
Звякнула Янке, но она где-то тусовалась. Вокруг нее так все гремело и орало, что я ее едва слышала. Договорились: завтра после работы я к ней заеду. Оно и лучше не по телефону, а с глазу на глаз. Трофим ее убыл в какую-то очередную «горячую» командировку. Он у Янки стрингер — ездит за новостями во всевозможные опасные места. Адреналин ловит. Я бы на Янкином месте давно с ума сошла. А она ничего, привыкла и абстрагируется.
Сколько раз у нее допытывалась:
— И как ты можешь оставаться такой спокойной? Это же твой любимый муж. Я бы, наверное, сидела и только о нем и думала, пока он не вернется.
— И на третьей его командировке попала бы в психушку, — отвечала мне Яна. — Именно поэтому, когда Трофима нет, я о нем вообще не думаю и таким образом выживаю.
Словом, так они и живут. Зато каждое возвращение Трофима домой превращается в праздник и новый медовый месяц.
На работу я, конечно, опоздала. Проспала после вчерашнего стресса. Ну, и рев мой горестный тоже на физиономии отразился. Как ни тщилась нарисовать себе красивое личико, последствия все равно остались.
Татьяна с Зосей недостатки в моем внешнем виде восприняли сугубо по-своему. Танька злобно и завистливо бросила:
— Чувствую, девушка, вы вчера от души погуляли. Небось сегодня опять букетика ждать или чем посущественней отдарился?
— Отдарился, — с подтекстом произнесла я и подумала: «Вот одолжу сегодня у Янки брюлики!..»
Зося заволновалась:
— Действительно, ничего мужик? Щедрый?
— И щедрый, и в другом отношении полный порядок. Так что, Зоська, не всеми чиновниками надо пренебрегать.
Татьяна скорчила ханжескую физиономию:
— До чего же ваше поколение циничное. Готовы продавать себя направо и налево.
Интересный поворот! Прежде Татьяна именовала нас троих как «наше поколение», а теперь вот изображает целомудренную женщину!
— Мы как-то больше о любви думали, — продолжала она.
Мне захотелось стереть с нее самодовольное выражение:
— А я его обожаю!
— Кошелек ты его обожаешь, — скривилась Татьяна.
Я призадумалась: чем бы ее теперь поэффектнее лягнуть? Вот поди ж ты: дура дурой, ханжа ханжой, а загнала в тупик. Скажешь, что мой вымышленный чиновник не богат, только радость Татьяне доставишь, тогда и завидовать вроде нечему. А коли богат,
Применила двойной удар:
— Таня, да, он богат, но я его обожаю за то, что он красивый.
Позеленела, и Зося тоже потухла. Только Зося осталась молча страдать, а из Татьяны стерва наружу полезла:
— Красивый — это хорошо, но ведь сбежит.
— Пока со мной, понаслаждаюсь.
В коридоре столкнулась с главным. Он, естественно, поинтересовался, как там дела с моей сенсацией. Напустила тумана, сообщив, что временно откладывается. Он с сожалением посмотрел и, хмыкнув, сказал:
— В общем, я так и думал.
Я рассердилась:
— Юрий Михайлович, вы совершенно не правы! Интервью у меня частично уже имеется, однако по ходу возникла необходимость в дополнительном расследовании.
— Ну, ну, — с чуть меньшим скепсисом бросил он. — Только не очень там увлекайся.
— Халтурить, Юрий Михайлович, не привыкла. Сами ведь учите: проверяй каждое слово и подтверждай документально. Нам что, нужны лишние судебные процессы?
Он даже оживился.
— Неужели так серьезно?
— Вот именно, — подтвердила.
— Ну, если интересно получится, проси хоть полосу, — пообещал он и, похлопав меня по плечу, удалился.
Я запоздало принялась корить себя: ну зачем снова расхвасталась? Какое расследование! Как я его буду проводить? Теперь ведь, если действительно интересный материал не выдам, главный мне больше никогда не поверит.
Приехала к Янке в совершенно расстроенных чувствах. В квартире у нее полуразгром. Не успела прибраться после вчерашнего отбытия Трофима. Впрочем, это она сама извинилась за разгром, а я ничего особенного не заметила. У Янки всегда порядок.
Прошли на кухню. Там у нее уютный уголок. Диванчик мягонький, над ним абажурчик розовенький. Этакий милый мещанский уют в самых лучших его проявлениях.
— Хорошо, что выбралась, — похвалила меня Янка. — У меня после Трофима полный холодильник еды остался. Одной никак не съесть. Вот ты мне сейчас и поможешь. А-то ведь пропадет. Для чего я старалась.
Старалась она для Трофима. Когда он был дома, Янка готовила — много, вкусно и разнообразно. Стоит ему, однако, уехать, она это занятие сворачивает. Для себя одной готовить ей неинтересно. Такие периоды у нее называются разгрузочными днями.
Стол мгновенно покрылся разнообразными плошечками и тарелочками, на плите забулькало и зашкварчало, по кухне понеслись аппетитные запахи.
Янка налила нам вина и сказала:
— Колись! Вижу ведь, что ты сейчас взорвешься.
Выложила историю с Ливанцевым со всеми трагическими подробностями.
Янку рассказ мой настолько ошеломил, что у нее на плите едва не пригорело горячее. В последний момент спасла. И, застыв со сковородкой в руках, выдохнула:
— Ну, ты, Танеева, даешь! Главное, все эти дни от меня скрывала.