Ночной молочник
Шрифт:
Парень жестом попросил не торопиться.
Вскоре он сам подошел к Семену.
– Геннадий Ильич просит за нами ехать, – сказал. – Тут недалеко, в его усадьбу.
Геннадий Ильич, перед тем как садиться в машину, поманил Семена пальцем.
– Ко мне поедем, – сказал приветливым, но усталым голосом. – Хочу друзьям кое-что показать. Твоим чаю нальем, – кивнул он на ребят-охранников, стоявших поодаль.
«Нива» и «девятка» ехали следом за тремя джипами. Выехав на трассу, повернули направо, в сторону Обухова. Километров через десять свернули налево, и пошла асфальтовая дорога петлять вдоль высоких заборов,
Наконец джипы притормозили и заехали в открытые ворота. «Нива» и «девятка» остались на дороге у забора. Семен с Володькой прошли на территорию. Ребятам Семен дал команду из машины без необходимости не выходить.
За забором прямая освещенная приземистыми фонарями дорога вела прямо к массивному трехэтажному особняку.
– Эй, Сеня, побыстрее давай! – донеслось со стороны джипов, стоящих уже у ступенек особняка.
Семен прибавил шагу. Они подошли к четырем «лыжникам», и тут же «лыжник» Геннадий Ильич повел их решительной походкой по расчищенной тропинке за особняк.
Тут уже не было никакого освещения. Снег в сумерках казался серым, а стволы сосен – акварельно-черными.
– Все тут? – спросил командирским голосом хозяин усадьбы.
И, не ожидая ответа, посветил карманным фонариком на ближайшее дерево, к стволу которого был прикреплен железный ящик с красным зигзагом предупредительной молнии на крышке. Хозяин открыл крышку и, подсвечивая себе фонариком, взялся за ручку рубильника и резко поднял ее вверх. Сверкнула искорка, но куда ей было тягаться с несколькими мощными прожекторами, укрепленными на высоте десяти-двенадцати метров над землей на сосновых стволах. Прожекторы с трех сторон осветили выстроенную из красного кирпича церковь с тремя позолоченными куполами. Высокую, могучую, намного превосходящую своей архитектурной энергией трехэтажный особняк хозяина.
– Ну, как?! – спросил Геннадий Ильич, наслаждаясь удивлением на лицах приглашенных. – Пошли, зайдем! – махнул он призывно рукой и направился к кованым вратам церкви.
Внутри Семену показалось холоднее, чем снаружи. Несколько лампочек горели на внутренних стенах. На каменном полу лежали разобранные строительные леса.
– Петя, где коньяк? – спросил хозяин у своего помощника, и тот вылетел из церкви как пуля. Зато гулкое эхо его быстрых шаркающих шагов еще, казалось, звучало, когда он вернулся с бутылкой «Хэннесси» и одноразовыми пластиковыми стаканчиками в руках.
– На первую службу всех приглашу! – пообещал хозяин. – А пока давайте выпьем за Бога! Чтобы он никогда нас не покидал!
Володька и Семен отошли чуть в сторону. Хозяин знал правила и им коньяка не предлагал. Правда, и обещанного чаю они не дождались.
Семен не мог не улыбаться, рассматривая четырех крупнотелых мужиков в костюмах лыжников, пьющих в церкви коньяк из пластиковых стаканчиков за Бога. Володька все задирал голову, пытался рассмотреть внутренний купол церкви, но это ему не удавалось. Свет дежурных лампочек был обманчив и создавал иллюзию низкого потолка. Эта иллюзия и озадачила Володьку.
Уже вернувшись в город, обе машины остановились на Набережном шоссе. Там Семен раздал ребятам по сотке долларов, полученных от заказчика. Себе, как начальнику, оставил две сотки.
«Девятка» продолжила
– Так что? Завтра с полуночи? – спросил.
Семен кивнул.
Только остановившись у своей двери, Семен посмотрел на часы – половина первого.
«Вероника, наверно, спит уже», – подумал он, открывая дверь.
Включил свет в коридоре, и в глаза ему тут же бросился венок, стоявший на полу под вешалкой. Перепугался. Замер на мгновение, перебирая в мыслях всех близких родственников.
«Да я его уже где-то видел!» – подумал Семен вдруг. Подумал и вспомнил угол Стрелецкой и внешнюю стенку кафе. Вспомнил разговор с женой о вдове аптекаря.
Выматерился шепотом и отправился спать.
21
Киев. Куреневка. Птичий рынок
Так уж совпало, что к женщине-кошатнице с птичьего рынка пришлось Диме ехать снова после ночной смены. Смена прошла на радость удачно. Шамиль вынюхал в сумке, прибывшей из Дамаска, полкило опиума. Дима вызвал, как положено, начальника смены. Составили акт. Пассажира тут же, возле выдачи багажа, тормознули и увели, но этого Дима не видел. Это уже не его с Шамилем заботы.
На развозке доехал домой. Умылся. Набрал номер кошатницы.
– Приезжайте за вашим Муриком, – сказала она. – Сейчас девять? Давайте на том же месте в одиннадцать! Только чуть дороже получилось. Семьдесят пять.
Подорожание уличного серого кота до цены дорогого коньяка заставило Диму молча скривить губы. Но женщина-кошатница этого даже не почувствовала.
– Хорошо, в одиннадцать, – сказал он и опустил трубку на аппарат.
Над Киевом синело яркое небо. Утрамбованный снег покрывал тротуары. Троллейбус восемнадцатого маршрута ехал неспешно. Пассажиров было мало. Дима сидел на заднем сиденье. Теплая турецкая куртка на синтепоне грела хорошо, как и обещал ему продавец на базаре. Под старые форменные брюки он поддел шерстяные кальсоны. Так что никакой мороз ему не страшен. На коленях пустая хозяйственная сумка для кота. Пришлось из нее ампулы обратно на газетку в гараже выкладывать.
– Это еще не птичий? – спросил он у вошедшего на остановке старика с двумя кульками, полными пустых пивных бутылок.
– Следующая, – ответил старик и уселся рядом, опустив звенящие кульки на резиновый пол.
Остановившись у примеченного еще в свой прошлый приезд «кафе-разливайки», Дима посмотрел на часы. До встречи оставалось десять минут. Зашел, взял пятьдесят грамм водки. Опрокинул в себя и почувствовал, как бодрость его тела приумножается.
Женщину-кошатницу приметил издалека. Она была в той же одежде и на том же месте. И корзина у ее ног была та же, а рядом с корзиной – серый мешок.
Подошел, поздоровался. Достал из кармана деньги, отсчитал ей семьдесят пять. Она кивнула на мешок:
– Забирайте!
– Кота в мешке? – хмыкнул Дима, а потом, сообразив, что сказал, рассмеялся весело. Ведь действительно – кот в мешке.
Она развязала мешок, приопустила его, и увидел Дима огромного и толстого серого кота, явно куда более крупного, чем их покойный мурик.
– Да он же… – развел руками Дима. – Он же толстый…
– Да, жрет, как не в себя! Поэтому и подорожал…