Ночной портье
Шрифт:
— Чем быстрее, тем лучше, — ответила Эвелин.
Я решил, что позвоню Фабиану и скажу, что лечу в Нью-Йорк.
По приезде мне сказали, что со вчерашнего вечера нас разыскивает Квадрочелли, я попросил соединить меня с ним.
Первое, о чем он с ходу спросил, насладился ли я Римом.
— Более или менее, — протянул я.
— О, вы быстро становитесь пресыщенным, — рассмеялся он, как обычно, веселый и оживленный, ничем не походивший на владельца предприятия, пострадавшего от забастовки и саботажа. — Прекрасное
Я спросил стоявшую рядом со мной Эвелин и, получив ее согласие, крикнул в трубку:
— Охотно поедем.
— Вот и прекрасно. Жена приготовит нам еду с собой. Она-то не поедет с нами. Презирает яхты — ей подавай корабли. И, к сожалению, дочки подражают ей. Потому мне всегда приходится искать попутчиков. Вы знаете, где яхт-клуб?
— Да, знаю.
— Сможете быть там через час?
— Как вам угодно.
— Значит, договорились. Захватите с собой свитеры. На море прохладно.
— Кстати, ущерб на вашем предприятии большой?
— Для Италии обычный, — опять рассмеялся он. Прогулка по морю к видневшемуся вдали острову привлекала меня. Не так сама поездка, как то, что мы с Эвелин не будем сидеть с глазу на глаз. Я решил пригласить Квадрочелли с женой пообедать с нами, чтобы уж заполнить весь день.
Эвелин пошла переодеться, а я заказал Нью-Йорк. В ожидании вызова просматривал утреннюю римскую газету «Дейли Америкой» и в разделе новостей прочитал, что Дэвид Лоример переводится в Вашингтон и в его честь устраивается прощальный банкет. Газету я тут же отбросил в сторону, чтобы Эвелин не увидела ее.
— Боже мой, приятель, да вы что? — послышался в трубке голос Фабиана в ответ на мое приветствие. — Да вы знаете, который сейчас час?
— Около двенадцати дня.
— Это в Италии, а здесь шесть утра, — жалобно произнес Фабиан. — Какой воспитанный человек станет будить в такую рань своего друга?
— Простите, но мне хотелось поскорей сообщить вам хорошие новости.
— Какие такие новости? — подозрительно спросил Фабиан.
— Я возвращаюсь в Штаты.
— Что же в этом хорошего?
— Расскажу при встрече. Сугубо личное дело. Скажите, а где мне оставить нашу машину?
— Что за спешка? Почему не подождать моего приезда, чтобы мы спокойно все обсудили?
— Не могу ждать. Все уже взвешено и решено.
— Не может ждать, — вздохнул Фабиан на другом конце провода. — Ладно, Бог с вами. Сможете заехать в Париж? Тогда попросите консьержа отеля на площади Атене, чтобы он сделал мне одолжение и поставил машину к себе в гараж. У меня будут дела в Париже, и я загляну к ним.
Он мог бы выбрать место поближе и поудобней для меня. Такой уж человек был Фабиан, дела у него были повсюду: в Риме, Милане, Ницце, Брюсселе, Женеве, Хельсинки. Но он нарочно выбрал неудобный, не по пути город, чтоб наказать меня. А я был не в настроении спорить с ним.
— Ладно, — согласился я. — В Париже так в Париже.
— Вы разбили мне весь день, понимаете это?
— Впереди у вас еще много светлых дней, — отшутился я.
Приехав в порт и поставив на стоянке машину, я огляделся по сторонам и заметил Квадрочелли. Он стоял на палубе своей небольшой яхты, свертывая кольцом веревку, которой была пришвартована лодка. Большинство других лодок еще стояли на приколе, укрытые на зиму брезентом; на пристани не было ни души.
«Плыви, плыви в безбрежном море», — напевала Эвелин, когда мы шагали к пристани. До этого по дороге она потребовала остановиться у аптеки и зашла туда купить драмамин, средство против морской болезни. Как видно, она с опаской относилась к морским прогулкам.
— А ты не утопишь меня, как тот, в «Американской трагедии», забыла, как его зовут, который отправил на дно Шелли Винтере, когда узнал, что она беременна?
— Его звали Монтгомери Клифт, — сказал я. — Но я ничем не похожу на него, как, впрочем, и ты на Шелли Винтере. Кстати, это вовсе не «Американская трагедия», а фильм под названием «Место под солнцем».
— Я пошутила, — мило улыбнулась Эвелин. Во всяком случае, это был хороший признак того, что она не собирается и дальше дуться на меня. Предстояла долгая поездка во Францию, и было бы тягостно, если бы она забилась в угол машины и отчужденно молчала, как это было сегодня утром по дороге из Рима. После телефонного разговора с Фабианом я сообщил ей, что отправляюсь на машине в Париж, и спросил, поедет ли она со мной. Эвелин осведомилась, хочу ли я этого, и, получив утвердительный ответ, тут же согласилась.
Завидев нас, когда мы подходили к пристани, Квадрочелли, проворно выпрыгнул из лодки и поторопился навстречу нам. У него был вид бравого моряка в широких брюках и матросском свитере.
— Проходите на борт, проходите, — пригласил Квадрочелли, склонившись, чтобы поцеловать руку Эвелин, и затем обменялся со мной сердечным рукопожатием.
— Все готово. В полном порядке. На море, взгляните, тишь и гладь, как на озере. А какое оно лазурное, как на хорошей рекламе. Корзинка с едой на борту. Холодные цыплята, крутые яйца, сыр, фрукты, вино. Словом, рассчитано на хороший аппетит.
Мы были шагах в двадцати от яхты, когда она взорвалась. Мы бросились наземь, и взлетевшие в воздух обломки закружились над нами. Потом все стихло. Квадрочелли медленно приподнялся и поглядел на яхту.
Корму оторвало, и лодка уплывала от пристани, расколовшись надвое.
— Ты не ранена? — спросил я Эвелин.
— Нет, ничего, — слабым голосом ответила она. — А ты как?
— В порядке, — сказал я, поднимаясь и протягивая ей руку.
Квадрочелли, не отрываясь, глядел на лодку.