Ночной волк
Шрифт:
Он вернулся в гостиную. Лиловая сумочка американки валялась на полу, рядом с пончо. Чехлов поднял ее. Молния была расстегнута — ну да, она же платила официанту. Поколебавшись, Чехлов достал толстую пачку долларов, отсчитал пять сотен, а остальное аккуратно сунул на место. На дорогом письменном столе лежал зеленый бювар. Чехлов достал лист бумаги с фирменным знаком гостиницы и выполнил долг джентльмена, написав по-испански: «Спасибо за удивительную ночь. Ты фантастическая женщина.
Он снова заглянул в ванную, холодной водой прополоскал рот, чтобы отбить запах. Потом оделся и вышел. Портье дремавший внизу, открыл глаза, хотел что-то спросить, но передумал. Чехлов сам ответил на незаданный вопрос:
— Журналистка. Хочет все посмотреть, а времени мало. Вот директор и попросил повозить. У нее первый язык испанский, а испанистов в институте я один.
Солидные слова — директор, институт, испанист — успокоили портье, и он посочувствовал:
— А что делать — гостеприимство.
Уже светлело. Москва была пуста, он добрался до дома за пятнадцать минут. Подумал, что Анька давно спит, и слава богу, утром что-нибудь придумает. Тихо повернул ключ в замке. Но жена не спала, в халатике встретила в коридоре, словно с вечера так и стояла у двери.
— Что случилось? — спросила она испуганно и почему-то шепотом. — Что-то случилось?
— Да ничего не случилось, — ответил Чехлов.
— Я же чуть с ума не сошла! Неужели нельзя было позвонить?
— Ну не получилось.
— Где ты был?
Чехлов развел руками:
— Ну где я мог быть?
— Все это время у нее? Всю ночь?
— Ну выпили немного. Я же устал за день, уснул в кресле.
— В кресле? — уличающе переспросила она. — А помадой перемазался тоже в кресле?
Помада? Чехлов напрягся. Откуда помада? Ах да, она же вроде его поцеловала…
Чехлов вдруг почувствовал усталость и пустоту. Не было сил оправдываться. Не было сил врать. Ну скажет, поцеловала на прощанье, поцелуй не грех — так ведь еще на чем-нибудь проколется, на запахе духов, на еще какой-нибудь примете чужого тела…
Он надел тапочки, прошел в комнату, сел на диван. Диван был старый, продавленный, бугристый — таких кресел, как в той гостинице, у них с Анькой не будет никогда.
— Устал, — сказал он, — поставь чайник, а?
— Поставлю, — отозвалась жена, — поставлю. Все-таки трахнул, да? Она же корова, у нее зад висит чуть не до полу.
— Ань, — попросил он, — ну не мучайся дурью.
— Ну трахнул же? Скажи правду хоть раз в жизни.
Чехлов не удержал зевок, и именно это его почему-то разозлило.
— Ну трахнул, — сказал он, — ну и что? Думаешь, хотелось? Да на хрен мне это надо!
— Все-таки трахнул, — горько произнесла жена, — суку, корову, дерьмо…
Он попытался объяснить:
— Ну прилипла… Я же мужик, мне это — как в урну плюнуть!
— Так и плюешь во все урны?
— Ань…
— А-а, — сказала она, — понимаю! Теперь понимаю. Это входило в ту сотню долларов, да? Это твоя цена, да? Ты стоишь сто долларов. Ой, что я — меньше! Сто, минус бензин, минус экскурсия… сколько же остается на твою долю — долларов десять?
Чехлов видел, что Анька закинулась, лучше промолчать, но его достал этот дурацкий подсчет. Он молча вынул деньги, пять зеленых соток, и протянул ей. Анна взяла баксы, машинально пересчитала и в ужасе уставилась на мужа:
— Это что?
— Десять долларов, — ответил Чехлов, — за то, что согласился с ней поужинать.
— Нет, правда, откуда?
— Люди по-разному живут, — сказал он, — мне в институте пятьсот баксов за полгода платили, и то не платили. А ей — раз в сумочку залезть.
И тут случилось то, чего он никак не ожидал, — Анька заплакала. Тихо, жалобно, горько.
— Ань, ты чего? — растерялся Чехлов. Она не ответила. Он притянул ее к себе, посадил на колени, стал гладить по голове. — Ань, ну бред же, ерунда.
Она все плакала, но теперь уже прижавшись к мужу. Он распахнул ее халатик и стал гладить грудь, бедра. Что и говорить, тело было не молоденькое, зато не чужое, а свое. Близкий, очень близкий, самый близкий человек, слабенький, но надежный якорек в мутной безжалостной жизни.
Кончилось так, как обычно и кончается у мужчины с женщиной. Это был не секс, вернее, не совсем секс — примирение, прощение, взаимное обещание и дальше плыть в одной лодке. Они и уснули рядом, обнявшись, — сумбурная ночь обоих измотала до края.
Чехлов проснулся часов в одиннадцать. Анька встала раньше и уже почистила картошку. Она позвонила на работу и предупредила, что заедет в книжную палату, будет к обеду. Чехлов побрился и позавтракал. Жена разложила на столе шесть зеленых бумажек.
— Что будем с ними делать?
Чехлов вспомнил вчерашнюю фотосессию Ронды:
— Может, сантехнику, наконец, сменим, пока унитаз не развалился? Кухню можно перекрасить.
— Надо бы узнать, почем это сейчас, — сказала Анна, — Светка делала ремонт, у нее молдаване работали, вроде недорого. — Она ухмыльнулась и добавила: — В крайнем случае, еще заработаешь.
Ночная сентиментальность прошла, она снова его подкалывала, но теперь уже без обиды, просто жаль было упустить случай. Потом она позвонила Светке: