Ночной звонок
Шрифт:
— Н-да, — только и промолвил начальник, ни разу еще не летавший на боевое задание. И, обратись к Штурманенку, скомандовал:
— Хорошо, старшина, иди. Впрочем, и я пойду. Сам аппарат тебе поставлю. Чтоб сработал на пять. Весенин, за меня останешься!
9
Шумно в день полетов на полевом аэродроме. С рассветом мотористы расчехляют самолеты, механики прогревают моторы. Неповоротливыми жуками ползают от самолета к самолету бензозаправщики. В сопровождении оружейников, обвешанных пулеметными
Майор Спасов установил в аппарате кассету, заряженную высокочувствительной пленкой, вылез из тесной кабины. Штурманенок вертелся возле летчиков, уточнявших по картам маршрут полета.
— Аппарат проверили? — обратился к Спасову командир эскадрильи. — Задание ответственное: для артиллеристов заснимать будем. Проверьте еще раз. А я Штурманенку сам в воздухе команду дам, когда включать. Эй, старшина, пойди-ка сюда!
Через четверть часа два штурмовика поднялись в воздух. С другого аэродрома подошли две пары истребителей сопровождения. Штурмовики сделали круг, и вся шестерка легла на курс.
— Через сорок минут вернутся. — К Спасову подошел полковник Юрганов. — Товарищ Спасов! До вечера успеете обработать фильм и схему изготовить?
— Успеем. Постараемся.
— Утром надо на передовую отправить. Завтра артподготовка и, видно, наступление на одном из участков… Может, разведка боем.
…Под самолетом, на котором летел за штурмана Штурманенок, промелькнула узкая ленточка Прута. Борис не успел даже разглядеть ее, эту ленту. Слева показался Дунай. Вода, вода, и вдруг…
— Стой! — заорал Штурманенок летчику.
Тот улыбнулся.
— Сейчас. Говори, Боря, куда подвернуть. Я мигом.. Нам это ничего не стоит — остановиться.
— Слушай, Дмитрий, дорогой… У нас задание. Времени — в обрез. На обратном пути возьми южнее, поближе к реке.
— Зачем? Чтобы нас обстреляли зенитки?
— Понимаешь… Посреди реки автомашина стоит. Она не Иисус Христос, у нее вес. Даже Христу фокус не удался, когда он босиком хотел по воде, как по суше, пройтись. Если бы не сердобольные зеваки, сын божий бездарно утонул бы. А тут автомашина, возможно, со снарядами.
— Ну и что?
— Как «ну и что»? Это же подводная переправа, полузатопленные понтоны. По ней войска снабжаются.
— Молодец! Вызывай связь, скажи координаты. Пусть пошлют парочку штурмовиков.
— Есть! Орел! Орел! Я — Ворон. Прием.
— Орел слушает! Прием.
— Юго-западнее устья Серета — подводная переправа. На ней автомашина стоит. Видимо, специально остановилась. Чтоб не демаскировать себя. Мы увидели ее.
— Понятно. Выполняйте задание.
— Есть выполнять задание.
Под крылом самолета — речушки, зеленые пятна виноградников, желтые плешины жнивья, паутина троп и дорог, села и одинокие домики. Картина совершенно мирная, идиллическая, но… Вон там замаскированные траншеи, там воронки от взрывов тяжелых снарядов и авиабомб, а там артдивизион. И подумалось Штурманенку, что война чужда даже природе. Земле, деревьям, воде, воздуху. Все кричит против уничтожения человека человеком. Человек залечит раны земли, вырастит новые сады и рощи, построит заново города и села, а потери людские… Кто оживит павших, кто утешит осиротевших, потерявших мужей и отцов, братьев и сыновей?
Нестройные, клочковатые мысли пронеслись в голове Штурманенка, а настроение было испорчено крепко. Даже то, что он визуально открыл переправу, отодвинулось куда-то на задний план.
— Боря! Ты что там притих?
— Смотрю на землю… Не для войны создана она, для мира, дружбы. Ходи и радуйся, что ты землянин…
— Ну, брат, расфилософствовался. Включи свою шарманку.
— Есть включить.
Самолет пронесся до Серета, развернулся, лег на обратный курс, набирая высоту. При выходе на траверз города Браилэ заработали зенитки. Штурманенок внимательно вглядывался в то, что проносилось под самолетом, опасливо косясь на белые облачка разрывов.
— Ура! — заорал во все горло Штурманенок.
— Ты что? С ума сошел?
— Автомашины на воде нет. Значит, машина стояла на подводной переправе. Я не ошибся.
И Штурманенок, довольный собой, полетом, и тем, что он не ошибся, увидел артерию, питавшую вражеские войска, которые прикрывали с северо-востока подступы к Бухаресту, замурлыкал под нос:
Бьется в тесной печурке огонь. На поленьях смола — как слеза. До тебя мне дойти нелегко…— А до смерти… сто лет! — Помолчав, повторил: — До тебя мне дойти нелегко, а до смерти сто лет!
Промелькнул под крылом Прут, потянулась волнистая степь с редкими островками лесов, и села, села, села… Большие, в тысячу дворов, и маленькие — в пятьдесят, шестьдесят. В одних селах дома разбросаны в беспорядке, улочки кривые, в других — дома стоят как в строю, тянутся длинными рядами вдоль дороги. Боря знал: села, в которых дома стоят хаотично, древние, возникли в незапамятные времена, а те, что словно по шнуру отбиты, — новые, появились в начале двадцатого века, когда началась колонизация безлесного, безводного, знойного юга Бессарабии. Одного не знал Штурманенок: что на земле, на аэродроме, неподалеку от посадочной полосы, его ожидали начальник корпусной разведки майор Коробов и его помощник капитан Мартемьянов. Не успеет Боря Челышев сойти на землю, как его окликнут, поманят к себе, и майор Коробов, чуточку растягивая слова, проговорит:
— За проявленные бдительность и находчивость, отыскание на Дунае подводной переправы от лица службы объявляю благодарность. Мы будем ходатайствовать перед командованием корпуса о представлении вас к правительственной награде.
— Служу Советскому Союзу!
Ну а потом…
Потом все пошло по заведенному и выверенному Порядку. Спасов и Штурманенок на штабной машине поспешили в распоряжение фотоотделения. На коленях у майора лежала кассета с заснятым фильмом. В это же время в фотоотделении раздался телефонный звонок. Трубку поднял Игнатьев.