Ночные сестры. Сборник
Шрифт:
Главврач поморщился с осторожным недовольством и попытался свернуть пациента со скользкой темы:
— Где вы работаете? Из вашей организации обещали позвонить. — Он сделал упор на слово «организация», давая деликатно понять, что именно организация, в которой работает Кирилл, весьма его интересует.
Кирилл перевел взгляд на Ларису и сообщил почти доверительно:
— Нет, не нравится мне твой главный. Кому из областного начальства подчиняется этот сраный санаторий? Наверное, вице-губернатору Кислюку. Надо звонить ему и снимать этого
Главврач мгновенно покрылся испариной и втянул живот:
— Вам надо успокоиться. Мы посовещаемся и сообщим вам о нашем решении.
— Плевал я на ваши решения! Общий привет. А ты, рыжая, останься для уточнения.
Нонна Викторовна обиженно поджала губы:
— Выздоравливайте, больной.
Кирилл кивнул:
— Выздоровею, куда денусь. Спасибо за лечение.
Он подождал, пока за врачами закроется дверь, а потом указал Ларисе на табуретку рядом с собой.
Но Лариса осталась стоять и только спокойно попросила:
— Перестань валять дурака.
— Так почему четвертая клавиша?
— Потому что оператор на второй и третьей кнопке ответил, что абоненты вне зоны досягаемости. Отдыхай. Запишем тебя на томограф и свозим в областной центр.
— Мы с тобой знакомы?
— Я с тобой не знакома.
Кирилл откинулся на подушку. Взгляд его стал отрешенным.
— Рыжая… Высокая… Мы тогда с другом Пашкой поехали на Ленинградку. Меня в увольнительную пустили за полгода до дембеля. Рыжая. А кожа прямо светилась…
Лариса села на табуретку, усмехнулась:
— Это у тебя искры из глаз сыпались с отвычки. Вот все и светилось.
— С какой еще отвычки? Я в армию девственником уходил. Представляешь?
— Ничего, это пройдет, — ответила Лариса, имея в виду очередной приступ бреда у пациента.
— Тогда и прошло. — Кирилл продолжал говорить о своем. — С твоей помощью и прошло. Причем раз и навсегда.
Лариса засмеялась:
— Ты себе это внушаешь. Ничего. Сцепленные признаки исчезнут. Пока ни о чем не думай и отдыхай. Еду сегодня тебе принесут в палату.
— Я не внушаемый. А главврач ваш меня здорово разозлил. Изъясняется в лучших традициях мелкой советской номенклатуры.
— А ты, чтоб злость отпустила, пройди по палате и каждый шаг повторяй: «Козел! Козел!» Или другое какое ругательство, по вкусу. Кстати, сколько тут в твоей палате шагов от двери до окна?
Кирилл скинул простыню, прямо в трусах пошел считать шаги. И при этом крыл главврача на чем свет стоит.
От окна обернулся и уведомил:
— Восемь шагов.
— Ну вот. — Лариса улыбнулась. — А говорил, что не внушаемый.
Она помахала Кириллу рукой и вышла из палаты.
* * *
Ему снилась молодая, почти юная, красивая женщина. Она склонялась над ним, и ее рыжие волосы касались его лица. Он смеялся и прижимал ее к себе. Комната, в которой они находились, была холодной и обшарпанной. На потолке виднелись желтые подтеки, обои местами были порваны и свисали со стен. Но им, и ему, и той молодой женщине, было все равно хорошо. Он прижимал ее к себе, а она смеялась, вырывалась из его рук. А потом комната становилась вдруг необъятной и бесконечной, как ночное небо, и ветер подхватывал женщину, втягивал ее в темноту, точно в воронку. Ему становилось жутко, а женщина стремительно удалялась, ее рыжие волосы развевались, и она махала ему рукой и кричала: «До завтра! До завтра!»
— На завтрак! На завтрак! — кричала женщина.
Кирилл проснулся и несколько секунд смотрел в потолок, ничего не соображая. Сердце колотилось где-то в горле, и голова немного побаливала. Голос из его сна был совершенно не похож на тот истошный женский крик, который он теперь слышал въяве.
— На завтрак! На завтрак!
Кирилл зашел в ванную, попытался принять душ, но вода из крана текла еле-еле. Пришлось ограничиться умыванием.
Через пятнадцать минут в столовую санатория, пропахшую позабытыми запахами обычных советских столовок, вошел чисто выбритый, благоухающий нездешним парфюмом красивый мужчина в белоснежной сорочке, дорогом костюме и при галстуке.
Далее последовала немая сцена: бряцание ложек о тарелки прекратилось, стаканы с жидким чаем застыли в поднятых руках, точно бокалы с вином, и поэтому казалось, что сидящие за столами пациенты собираются провозгласить тост в честь вошедшего.
На фоне мужчин в футболках и спортивных шароварах с отвисшими коленками Кирилл выглядел так необычно, что даже у вечно полусонной и медлительной дежурной медсестры Раечки глаза сделались огромными.
Не отрывая сияющих, как стосвечовые лампочки, глаз от подошедшего к ней Кирилла и трепеща ресницами, Раечка не то пропела, не то спросила слабеющим голосом:
— Фамилия?
Кирилл, вполне насладившись эффектом, произведенным своим появлением, склонился к Раечке и негромко отрекомендовался:
— Шнек, Кирилл Иванович.
Раечка вздохнула всей своей полной грудью, точно хотела вдохнуть в себя целиком прекрасного незнакомца, и опять полупропела, сияя глазами и совсем теряя голову:
— А Шнек — это что-то от мясорубки?
Кирилл еще ниже склонился к Раечке. Сообщил доверительно:
— От швейной машинки…
Раечка издала что-то вроде всхлипа и принялась судорожно рыться в бумажках. Через минуту она проговорила чуть ли не со слезами в голосе:
— Вас нет в списке, — и тут же быстро поинтересовалась: — А вы на какой срок?
— Дней на пять, не больше. — И поскольку Раечка молчала и только зачарованно на него смотрела, задал наводящий вопрос: — Платить я должен вам?
Раечка опять затрепетала ресницами:
— Это к бухгалтеру. На второй этаж. Туда.
И Раечка махнула обеими руками сразу.