Ночные тайны королев
Шрифт:
Генрих против воли улыбнулся, представив, скольких дворян лишилась бы в одночасье Франция, если бы такой закон был введен.
Марго, заметившая его улыбку, обрадовалась. История с Шареном ей была неприятна. Этот молодой человек нравился ей, но не более того. Очень глупо получилось, что именно из-за него, возможно, предстоит выслушать укоры матери или же короля.
Екатерина и Карл (сам, кстати, многому научивший сестру) и впрямь решительно не одобряли любовных приключений Маргариты, потому что опасались за ее реноме при европейских дворах.
– Учись скрывать
…Генрих поворчал еще немного для виду, а потом, сменив тон, спросил:
– Марго, помнишь, как ты когда-то соглашалась примерить драгоценности, и парики, и платья, которые я приносил тебе?
– Помню, – кивнула девушка, – но ведь я тогда была совсем дитя. Теперь все изменилось…
Брат сразу опечалился.
– Я думал, тебе приятны эти воспоминания, – проговорил он негромко. – Я думал, ты не забыла мою Мари.
Мария Клевская была той единственной женщиной, которую любил Генрих. Но она умерла, и после ее смерти герцог твердо решил обратить свой взор в сторону мужчин. (Впрочем, он не всегда выполнял данное себе обещание – во всяком случае, при дворе ходили неясные слухи о его связи то с одной, то с другой дамой; никто, однако, не утверждал, что Анжу надолго дарил кому-нибудь свое сердце.)
– Я помню Мари, – ответила принцесса. – И мне нравилось, что ты примеряешь на меня уборы, которые потом преподносишь ей. Ты научил меня разбираться в драгоценных камнях, переливчатых тканях и пышных париках. Но я выросла, братец! – При этих словах принцесса заглянула в глаза Генриху и прикоснулась губами к его щеке. – Пожалуйста, не истязай меня замечаниями! Вы все так строги со мной и не желаете понять, что мне тоже хочется попробовать те плоды, которые давно уже срываешь ты и другие братья.
Генрих засмеялся.
– Смотри, как бы у тебя живот не разболелся, девочка моя! Разве мало ты перепробовала этих самых плодов? Может, хватит?
– У меня еще ни разу не было несварения! – заявила шутница, и герцог нежно обнял ее со словами:
– Ну, что с тобою поделаешь, Марго? Ладно, поступай как знаешь.
– Спасибо, братец, – присела в реверансе Маргарита и спросила не поднимаясь: – Не скажешь про Шарена королю? И матушке тоже?
– Не скажу, не скажу. – Генрих подхватил сестру и в свою очередь осведомился у нее: – Неужели ты не велишь переделать лиф вот у этого безобразия? – И он ткнул в сторону розового платья.
– Хорошо, – охотно согласилась Марго. – Белошвейки успеют, у них еще два дня есть. Вышивки тут и правда маловато…
Но не всегда ее беседы с братом заканчивались столь мирно. Однажды Генрих так рассердился на сестру, что прямо от нее направился к Карлу и выложил все (вернее –
– Оставь, Анжу, мне неинтересно, ей-богу! – Король потянулся было, закинув руки за голову, но тут же болезненно охнул. – Этот конь – настоящий дьявол. Слыхал, что вчера со мною приключилось?
– Весь Лувр гудит, точно растревоженный улей, – отозвался Генрих и спросил участливо: – Что болит? Только плечо?
– Ах, если бы! – Король взялся за серебряный свисток, что висел на цепочке у него на груди, и свистнул. Явился паж. Ловко преклонил у двери колено, вскочил, замер в ожидании.
– Вот что, Мерже… – начал Карл и внезапно остановился, внимательно пригляделся к мальчику. – Не был ли ты случаем вчера на охоте? Что-то мне знакомо это лиловое перо… – И король указал на берет, который паж сжимал в руке.
Мерже потупился и опять встал на колени.
– Сир, я… я… – забормотал он. – Моя лошадь никогда прежде не слыхала звуков рога, вот и понесла…
– Не понимаю. – Генрих Анжуйский подошел к пажу и спросил отрывисто: – Так это вы виновны в падении Его Величества? Да или нет? Отвечайте!
Подросток побледнел и кивнул.
– А не было ли это покушением? – продолжал безжалостный герцог, глядя сверху вниз на несчастного, который, казалось, готов был лишиться чувств. Еще бы! Намек на Гревскую площадь, где находили свою смерть государственные преступники, любое сердце заставит трепетать от страха, а следующие слова Генриха были таковы:
– Вызнать под пыткой имена сообщников и казнить всех. Обезглавить… нет, лучше четвертовать… Сир, вам что доставит большее удовольствие? – обернулся он к Карлу.
– Уймись, братец, – засмеялся король, – да уймись же! Мальчик не понимает твоих шуток. Ну, успокой его, а я пока расскажу тебе, как было дело.
Генрих, улыбаясь, склонился над Мерже и потрепал его по плечу.
– Государь прощает вас, – сообщил он. – И я тоже. Однако впредь выбирайте лошадь понадежнее. Ну же, поднимайтесь!
Встав, юный паж подбежал к королю и припал к его руке. Карл, умевший быть и величественным, и великодушным, сказал ласково:
– Ты вел себя неосмотрительно, но ты не преступник и заслужил прощение. Однако же объясни, куда ты подевался так внезапно? Почему не помог мне подняться? – И, не дожидаясь ответа, обернулся к брату: – Представь себе, я вчера впервые сел на Баярда и решил проверить, так ли он хорош, как твердил де Сен-Фуа, который мне его подарил. Пустил его с места в галоп да еще и пришпорил. Ну, он и помчался! Егеря отстали, вся охота сзади скачет – никак не догонит, а я и рад бы остановиться, но не могу. Забрались в какое-то болото. Баярд вроде успокоился немного, я его к сухому месту направил – и тут откуда ни возьмись выскакивает всадник на каурой кобылке, которая с размаху налетает на Баярда. А он-то только и успел, что передние копыта на островок поставить. В общем, он упал, я тоже, а незнакомец, чьего лица я не успел разглядеть, а лишь перо приметил, скрывается вдали с неясным криком на устах. Что ты кричал, повтори!