Ночные услады
Шрифт:
Эльвина густо покраснела, когда встретилась с ним глазами и поняла, что все это время он внимательно изучал ее реакцию и, уж конечно, понял, куда она смотрела с таким страхом. Филипп забрался в ванну, и вода скрыла наиболее пугающую часть его тела.
— Ты лучше справишься со своими обязанностями, если подойдешь ближе.
Филипп нетерпеливым жестом подозвал Эльвину, и она, кивнув, подошла к краю ванны, опустилась на колени там, где он указал, и взяла в руки кусок шерстяной ткани, лежащий рядом на полу. На этом расстоянии Филипп казался ей крупнее боевых коней, тех, что она видела на конюшне, но
На все требовалось время. Филипп ждал, наблюдая за девушкой, следя за каждым ее движением, и Эльвина внезапно осознала, как важно для нее завоевать его уважение. Велев себе успокоиться, она опустила шерстяную ткань в воду, отжала ее и прикоснулась к его позолоченной солнцем груди.
Немедленных ответных действий не последовало, но Филипп все же, пожалуй, остался доволен, если судить по реакции его тела. Напряженные мышцы расслабились от нежного массажа, и, вдохновленная своим открытием, Эльвина ощутила большую уверенность, намылила ткань и стала растирать его более размашисто, захватывая новые участки груди и спины.
Когда со спиной и грудью было покончено, Филипп погрузился в ванну, лег на спину, положив голову на край и вытянув вдоль бортов руки. Тогда Эльвина заметила еще один шрам под ребром. С сочувствием и жалостью она коснулась рукой старой раны.
— Вам повезло, что вы выжили после такого ранения, милорд, — промолвила она. — Каким образом вы были ранены?
— Я служу королю верой и правдой и не задаю вопросов. Вот тебе пример того, как вассал должен служить своему господину, — наставительно заметил Филипп и с таинственной полуулыбкой добавил: — Хотя твои обязанности и не будут сопряжены со столь большой опасностью для жизни.
— Я попытаюсь, милорд, служить вам верой и правдой, хотя и не привыкла никому служить. — Эльвина начала растирать ему грудь намыленной тканью. Маленькие темные соски его набухли. Заметив это, она мысленно поздравила себя с первой победой и решила продолжить в том же духе.
Филипп глухо застонал, и этот стон послужил явным предупреждением. Эльвина вскинула голову, но не успела увернуться. Он схватил ее за плечи и притянул к себе, намочив тунику спереди.
— Ты послужишь мне верой и правдой, и это случится быстрее, чем ты ожидаешь, если будешь следовать своей теперешней тактике. Веди себя прилично, девчонка.
Филипп привлек Эльвину ближе и с жадностью овладел ее ртом. Казалось, своим ртом он выжигал клеймо, утверждая свое пожизненное право на нее. Язык завершил насилие, по-хозяйски освоившись в недрах ее рта. Эльвина таяла в объятиях Филиппа, изо всех сил сжимая его плечи и страстно целуя его.
Мокрой рукой он ласкал ее грудь, покрытую грубой тканью, снизу вверх, до восставшего соска.
Эльвина застонала. Наслаждение било через край, рвалось наружу. Сладкая мука становилась невыносимой, и девушка инстинктивно попыталась вырваться.
Филипп держал ее крепко, продолжая ласкать грудь. Эльвину била мелкая дрожь.
— Я серьезно отношусь к обещаниям, — сказал Филипп, приподнимая ее подбородок так, чтобы она смотрела ему в глаза. — Я готов сделать тебя своей во всех смыслах этого слова. Я забочусь о том, что считаю своим, но жду, чтобы и мне
В этот миг Эльвина в полной мере поняла все последствия своего соглашения с Филиппом, но ничуть не пожалела о содеянном. Она выросла независимой и свободной, но такого господина могла бы научиться уважать.
— Не обращайтесь со мной жестоко, и я останусь верна вам до тех пор, пока в вас не иссякнет желание, милорд.
Эльвина не отпрянула, когда Филипп развязал рубаху у ее горла и опустил вниз, обнажив отяжелевшую грудь. Только серебристые пряди волос, рассыпавшиеся по плечам, скрывали ее наготу.
Он смотрел Эльвине в глаза, накрывая ладонью ее обнаженную грудь, касаясь того, чего до сих пор не касался ни один мужчина, и она, как ни старалась, не могла сдержать дрожь.
Филипп, судя по всему, остался доволен тем, что видел.
— Сейчас мне больше всего хочется не твоей верности, — сказал он, осторожно поглаживая ее напряженный сосок. — Снимай эти безобразные тряпки и полезай ко мне, пока вода еще теплая.
Филипп потянул за пояс. Эльвина послушно развязала его, и рубаха упала к ее ногам. Теперь она стояла на коленях во всей красоте своего гибкого женственного тела — с полной грудью, тонкой талией и крутыми бедрами.
Филипп положил руку ей на бедро, провел вниз, и прикосновение его шероховатой ладони к обнаженным ягодицам вызвало в Эльвине трепет страха и восторга. Девушка знала: он хочет, чтобы она встала перед ним во весь рост. Филипп явно желал насладиться зрелищем ее обнаженного тела. И вдруг, ощутив гордость за себя, Эльвина и сама захотела того же. Пусть он видит, что она ему предлагает, пусть видит, что она щедро отплатит ему за его заботу и покровительство. Эльвина поднялась с колен. В сумеречном свете, проникавшем из крохотного окошка, кожа девушки, казалось, светилась и белизну ее тела подчеркивали то серебристые, то золотистые пряди, рассыпанные по плечам. Между ног темнел аккуратный треугольник. Она могла купить безопасность себе и Тильде только ценой своего тела, поэтому должна показать то, чем владела, с самой выгодной стороны.
Филипп не сводил с нее глаз. Кожа девушки горела под его жарким взглядом, а голова кружилась. Он накрыл ладонью темный треугольник между бедрами. Заметив, что у девушки подкосились ноги, Филипп поднялся и обнял се. Его глаза блеснули, и в следующую секунду он вместе с Эльвиной опустился в воду.
— Я привык мыться регулярно, — сказал он, усмехаясь се недоумению. — Мне не по душе вши и прочие паразиты, и от своей женщины я ожидаю соблюдения таких же правил.
Глаза ее вспыхнули гневом.
— Я чище вас, милорд. С детства меня приучили держать себя в чистоте, и я купаюсь даже в мороз!
Ничуть не обескураженный этим выпадом, Филипп с широкой улыбкой намылил ткань.
— Отлично. Когда наступят холода, ты будешь согревать мне воду лучше, чем огонь. — Затем,
прищурившись, спросил: — А что случилось с твоими родителями?
— Они умерли от лихорадки один за другим. Мать пережила отца лишь на несколько дней. У меня никого не осталось на земле.
— И все же ты воспитана в любви к чистоте и говоришь на языке двора весьма свободно, как на родном.