Ноги из глины
Шрифт:
– Ах-ха, тогда это не стоит внимания.
– Не стоит? Они не должны убивать людей. Ну… по крайней мере, – нехотя добавил посетитель, – не должны разбивать им голову.
– Убьют, если им велено.
– Я никогда ему ничего подобного не приказывал! И вообще, что, если он решит поднять руку на меня?
– На своего хозяина? Они не могут ослушаться слов, которые в них вложены.
Посетитель сел и покачал головой.
– Да, но что там за слова? Я не знаю, не знаю, это уже слишком, этот чертов болван все время отирается где-то рядом…
– И
– Ладно, ладно, но насчет остального… Насчет яда… Я никогда не…
– Умолкни! Увидимся вечером. Можешь сказать остальным, что у меня есть на примете кандидат. И если ты осмелишься снова сюда явиться…
Королевская геральдическая палата Анк-Морпорка оказалась зелеными воротами в стене на Моллимогской улице. Ваймс дернул за шнурок звонка. По ту сторону стены что-то забренчало, и следом тут же грянула какофония рева, воя, свиста и уханья.
Кто-то крикнул:
– Тихо, малыш! Лежать! Мне нужен отдыхающий лев! Отдыхающий, а не восстающе-сидящий! Вот так, будь хорошим мальчиком, и получишь свой сахар. Вильям! Прекрати немедленно! Отпусти его! Милдред, не трогай Грэхема!
Гомон слегка притих, и послышались шаги.
Калитка в воротах чуть приоткрылась.
Ваймс увидел очень узкий фрагмент очень низкорослого человека.
– Да-да? Вы мясник?
– Командор Ваймс, – сказал Ваймс. – У меня назначена встреча.
Животные снова заголосили.
– А? Что?
– Командор Ваймс! – прокричал Ваймс.
– О. Тогда заходите, прошу вас.
Дверь распахнулась. Ваймс прошел внутрь.
Несколько десятков пар глаз с подозрением уставились на Ваймса. Одни были маленькие и красные. Другие, крупные, выдавались над поверхностью мутного пруда, который занимал изрядную часть двора. Третьи таращились с насеста.
Во дворе было полно животных, но животного запаха в этом дворе было куда больше. В большинстве своём звери были очень старые, что делало запах ещё гуще.
На Ваймса зевнул беззубый лев. Шествующий лев – или, по крайней мере, праздношатающийся – являл собой удивительное зрелище, но еще удивительнее был тот факт, что на нем, как на подушке, возлежал пожилой грифон, задрав кверху все четыре лапы.
Здесь были ежи, и седеющий леопард, и облезлые пеликаны. Позеленевшая поверхность пруда вздыбилась, и наружу с зевком высунулось двое гиппопотамов. Никто не сидел на привязи, и никто никого не пытался съесть.
– Тут у нас по первому разу все разевают рты, – сказал его провожатый, тоже немолодой. Одна нога у него была деревянная. – Мы тут все одна дружная семья.
Ваймс повернулся и уперся взглядом в маленькую сову.
– О боги, – сказал он. – Это же морпорк, да?
Лицо старика расплылось в радостной улыбке.
– Да вы, сэр, не чужды геральдике! – крякнул он. – Предки Дафны прибыли с далеких островов по ту сторону Пупа, да, именно оттуда.
Ваймс достал значок Городской Стражи и всмотрелся в отчеканенный герб.
Старик заглянул ему через плечо.
– Это, конечно, не Дафна, – сказал он, указывая на сову, сидевшую на кресте-анке. – Это ее прапрабабушка Оливия. Морпорк на анке, видите? Это каламбур, игра слов. Смешно, правда? А я только начал! Тут полным-полно поводов для веселья. Нам бы не помешала пара для этой совы, скажу вам откровенно. И самка гиппопотама. Его светлость, конечно, говорит, что у нас и так есть два гиппопотама, и он совершенно прав, я просто хочу сказать, что для Родрика и Кита не очень естественно… я никого не осуждаю, но как-то это неправильно, вот и все, что я хочу сказать. Простите, как, вы говорите, вас зовут?
– Ваймс. Сэмюэль Ваймс. Это моя жена назначила встречу.
Старик снова крякнул:
– О, так оно обычно и бывает.
Двигаясь, несмотря на деревянную ногу, весьма проворно, старик провел его среди дымящихся куч самого разнообразного навоза к строению в глубине двора.
– Что ж, для сада это, наверное, хорошо, – заметил Ваймс в попытке как-то поддержать разговор.
– Я пытался этим удобрять ревень, – сказал старик, толкая дверь. – Но он вымахал до двадцати футов, сэр, а потом вдруг вспыхнул и сгорел. Осторожно, тут проходила виверна, хворает она сейчас… ох, какая досада. Но не переживайте, это очень легко отчистить, когда высохнет. Покорно прошу вас, сэр, заходите.
Насколько во дворе было светло и шумно, настолько темно и тихо было в зале. Здесь стоял сухой могильный запах старых книг и храмовых сводов. Когда глаза привыкли к темноте, Ваймс разглядел над головой многочисленные знамена. В зале было несколько окон, но завеса из паутины и дохлых мух делала сочащийся через них свет тусклым и серым.
Старик закрыл дверь, оставив Ваймса одного в зале. Ваймс через окно проследил, как тот, прихрамывая, возвращается к занятию, прерванному его появлением.
А занимался он сооружением живого герба.
Во дворе стоял внушительных размеров щит. К нему была прибита капуста – самые настоящие кочаны капусты. Старик что-то произнес – Ваймс не расслышал, что именно. Маленькая сова спорхнула с насеста и приземлилась на крупный крест-анк, приклеенный к верхней части щита. Гиппопотамы выбрались из воды и заняли позиции по обеим его сторонам.
Старик разложил перед щитом мольберт, поставил на него холст, взял кисть, палитру и крикнул:
– Оп-ля!
Гиппопотамы натужно взревели. Сова раскинула крылья.
– Боги всемогущие, – пробормотал Ваймс. – Мне всегда казалось, что они все это просто выдумывают!
– Выдумывают, сэр? Выдумывают? – возмутился голос позади него. – Мы бы далеко не ушли, если бы что-то выдумывали, ох, не ушли бы.
Ваймс обернулся. За его спиной вырос еще один старичок, который жизнерадостно моргал сквозь толстые стекла очков. Под мышкой он сжимал несколько свитков.
– Простите, что не смог встретить вас у ворот, но у нас сейчас очень много работы, – сказал он, протягивая свободную руку. – Круассан Руж.