Ногин
Шрифт:
7 августа в восемь часов утра загудели паровозы, стоявшие на ремонте в мастерских. Бросили работу доменщики, прокатчики. Однако на Амуре и в Нижнеднепровске еще дымили трубы. Туда направились двенадцать ораторов. Они митинговали два дня и сломили сопротивление отсталых рабочих. Но дорогое время было утеряно: полиция уже стянула свои силы к заводам.
9 августа стачка парализовала все предприятия в Екатеринославском районе. Только на Брянском и Трубном заводах кто-то хотел работать. Однако к станкам не пошел: мы, мол, не знаем, что и делать.
Администрация мигом прислала не один воз арбузов и сотни сельдей. Нашлись и такие, что порасхватали даровое угощение, но от забастовщиков не отбились.
Что-то новое отличало в эти дни металлистов, готовившихся к демонстрации. Они шли как в бой, как на праздник. Привели в порядок свое рабочее место, почистили котлы, станки. Словно появилась у них вера в то, что не сегодня, так завтра будет принадлежать им все это добро, захваченное капиталистами. А ведь всего пять лег назад рабочие Брянского завода поджигали заводские строения, громили кассу, разносили монопольку и растаскивали товар в жалких еврейских лавчонках.
Теперь, подхватив лозунг «Долой самодержавие!», тысячи людей собрались у ворот Брянского завода, чтобы отправиться в центр города, на проспект.
Но инициативу перехватил губернатор граф Келлер: он двинул навстречу демонстрантам пехоту и казачий отряд. От первых же залпов упали на землю одиннадцать рабочих.
Товарищи хотели похоронить их на другой день с почестями. Но полиция воровски предала их земле ночью, тайно, в большой спешке.
Горячие головы в стачечном комитете предложили взяться за оружие. Макар не согласился: слишком свежи были в памяти героические, но и печальные дни Обуховской обороны.
— Я снова призываю вас на демонстрацию, — сказал он. — Но выходить надо немедленно; всякое промедление ставит вас в невыгодное положение!
Стачечный комитет призвал бастующих выйти на демонстрацию. Его поддержали даже приказчики города, которые еще вчера стояли в стороне.
Однако демонстрация — эта «репетиция революции», как выразился один из подручных графа Келлера, — не состоялась в том масштабе, как задумал Макар. Войска успели оцепить предприятия и выставить патруль на мосту через Днепр.
И все же рабочие вышли на проспект с боевой революционной песней. На площади возле городского сада завязался бой со стражниками. Полиция и охранка хватали демонстрантов, те отбивались врукопашную. На Екатеринославском проспекте в облаву попали мирные обыватели, которые неосторожно вышли в тот день на прогулку с тросточками.
В полицейских участках и в околотках началась жестокая расправа. Вдохновлял ее полицмейстер Машевский, антисемит и палач. Год назад он стоял возле ворот городского сада и кричал во все горло:
— Лови жидов! Это их работа! Бей!
Этот отпетый негодяй переловил тогда десятки студентов и рабочих-подростков. И в тюрьме сказал им:
— С политической стороны вы нам неизвестны. Мы вас отпустим, но предварительно высечем, чтоб в другой раз вы не лезли в драку с полицией.
И высек, сукин сын!
Машевский поощрял всякое издевательство над арестованными. Его приводило в восторг, что пристав четвертого участка так усердно свирепствует: ставит рабочих на колени перед портретом царя и раздает направо и налево оплеухи. И.пристав, обласканный начальством, так вошел в раж, что приказал пороть бастующих розгами…
Стачка и волнения прекратились в понедельник, 11 августа. Но в тюрьму было брошено до трехсот человек, и почти все рабочие.
Филеры и предатели сея^ли смуту. И уже появились крикуны из отсталых рабочих, которые пели откровенно с чужого голоса:
— Пусть эта ведьма Макар либо Мишка Заводской сюда сунутся да заикнутся: «Долой царя!» Мы их мигом на руках доставим в участок!
Одновременно начали противоборствовать и эсеры. И стали навязывать дискуссию о «путях революции». Макар долго сопротивлялся: есть ли время спорить, когда дорог каждый час! Но в дискуссию пришлось ввязаться, так как кое-кто из кружковцев жадно слушал болтовню эсеров о терроре и личном геройстве боевиков.
24 августа, в воскресенье, из разных концов города собрались люди на остров «Старуха» в русле могучего Днепра. Сначала шли разговоры, которые не задевали личностей, и каждая из сторон держалась корректно. Но когда эсеры распалились и начали кричать, что революции ждать нечего, пока рабочих водят за нос Ленин и Мартов — обманщики и лицемеры, отрицающие личный террор, «наши молодые сердца не выдержали, и мы схватились за палки. Каюсь, что одним из первых был я», — вспоминал об этой драке на острове Виктор Ногин.
Вскоре приехал Сергей Гусев — представитель нового ЦК РСДРП, избранного на съезде. И он подробно рассказал Макару о событиях в Брюсселе и в Лондоне. Макар заявил о своем согласии с точкой зрения большинства съезда, с Лениным и после острой дискуссии убедил в своей правоте Екатеринославский комитет РСДРП. Большевики победили в городе на Днепре. А скоро они добились победы и в Бахмуте и в Донецком бассейне. Ленину была направлена резолюция: «Екатеринославский комитет выражает свою солидарность со всеми постановлениями съезда, подчиняется всем центральным учреждениям, избранным съездом, приглашает товарищей объединиться и выражает свое порицание всяким дезорганизаторским попыткам, нарушающим цельность и единство работы».
Два месяца назад, когда приехал Макар сюда, едва ли тридцать пять человек объединялись вокруг «Искры». Теперь платформу Ленина разделяли триста пятьдесят рабочих, ремесленников и интеллигентов.
Радостно было сознавать, что революционная работа принесла богатые плоды. Но за Макаром началась назойливая слежка. Провокатор Бакай, фельдшер из больницы на Чечелевке, возле Озерного базара, вчерашний ученик и товарищ, попал в сети к филерам и дал им слово накрыть своего учителя на первом же собрании. А в Кайдаках стал тащить за собой филеров провокатор Батушинский.