Нокаут
Шрифт:
Артур согласился зайти на обед на следующий день, и всю вторую половину дня я генералила квартиру, чтобы не ударить в грязь лицом. Вычистила и вымыла полы, кухонную мебель, окна. Навела полнейший порядок! Утром, едва проснулась, стала размышлять, чем бы таким особенным его побаловать, а после школы наполнила квартиру ароматами свежей еды.
Артур пришел, сел за стол, попробовал мою стряпню и с тех пор стал появляться в назначенное время ежедневно. Ему нравилось то, как я его встречаю, он хвалил еду, а я была так счастлива! После обеда он вставал и уходил, чмокнув меня в щеку в знак благодарности, и
В то время наши отношения стали еще ближе, но только в дружеском смысле. Физической близости между нами не было, да и стремления к этому тоже. Я даже не думала об этом, мне было достаточно той атмосферы праздника, которая сопровождала визиты Артура.
Вместе с нами за стол частенько подсаживалась Аля. Посещения моего кавалера ее устраивали. Но не потому, что он был чем-то ей приятен, а из-за угощений, что я подавала к столу: кучи всяких салатиков, закусок и прочих вкусностей. Торты стали печься в два раза чаще, но каждый раз я предупреждала сестру, которая была большой до них охотницей:
– Смотри не трогай торт, ясно? Артур придет, тогда порежем его.
Как только дорогой гость переступал порог нашей квартиры, Аля визжала:
– Ура, Артур пришел, можно тортик есть!
Во время этих обедов мы были счастливой троицей…
Сестра относилась к моим отношениям с Артуром нейтрально, ей не до меня было, потому что она влюбилась в кого-то из знакомых парней. Единственная вещь, которая ее удивляла, – это то, что мы встречаемся как бы тайно, скрытно. Аля считала это неправильным:
– Мы с моим парнем вместе по городу ходим, поэтому все понимают, что мы пара, мы вместе. Что тут скрывать, ведь это совершенно нормальная вещь! А ваши отношения странно выглядят, если честно.
Мама, знавшая о наших совместных обедах, говорила примерно то же самое:
– А почему он приходит к тебе поесть, но держит это в тайне, чтобы никто не знал? – веско спрашивала она. На ее вопрос ответа не находилось. – Разве это не подозрительно?
Но, несмотря ни на что, Артур нравился мне безоговорочно. Не потому, что делал для меня что-то особенное или как-то проявлял свои чувства (а были ли они?), а просто по той причине, что существовал, жил, дышал. Я ничего не ждала от него, но помню, как тронули его слова, когда он узнал о моих планах поступать в турецкий вуз:
– Если уедешь, то потом не вернешься ко мне, даже чтобы «до свидания» сказать, – грустно сказал он. – У тебя будет свободная прекрасная жизнь, и здесь тебе будет скучно!
А однажды он поцеловал меня по-настоящему… Мы выходили вместе из подъезда, он шел на работу, а я – на занятия в Школу юного юриста, и когда мы остановились на пороге, его губы коснулись моих. До сих пор вспоминаю восторг и восхищение, которые меня охватили в тот момент. Я чувствовала: вот моя судьба и другой мне не надо!
Стоит ли говорить, что это был мой первый в жизни поцелуй?
Маме, которая продолжала смотреть на наши отношения с большим сомнением, я безапелляционно заявила:
– Если не он, то никто!
Пожав плечами, она спросила:
– А как ты можешь судить о том, что между вами происходит? Тебе же не с чем сравнить! Ты ни разу ни с одним мальчиком и за руку не держалась.
– А мне и не надо, – ответила я. – Зачем мне с кем-то держаться за руку, если не хочу? Артур – мой человек, никто другой мне не интересен в принципе!
Приближался школьный выпускной, а вместе с ним – исполнение моей детской мечты: поступление на юридический факультет. Первый удар поджидал меня еще в конце весны. Школа участвовала в программе, благодаря которой выпускники получали шанс поступить в один из вузов Турции. Я подала заявку на юридический факультет.
И вдруг меня вызывает директор школы.
– Я очень рад за тебя, учитывая все твои достижения, но… должен расстроить: ты не можешь участвовать в программе, так как у тебя русская фамилия, – сказал он. – Извини, но вместо тебя на обучение поедет другая девочка.
А эта девочка, между прочим, была троечница, но – дочь прокурора и носила туркменскую фамилию. Невозможно передать, какое разочарование, какую обиду и горечь я испытала! Я была готова учиться на юридическом факультете, как никто другой! Портфолио, приготовленное мной к подаче документов, внушало трепетное уважение. В нем были грамоты за победы на нескольких тематических олимпиадах разного уровня, а также блестящие характеристики от средней школы, от музыкальной, от Школы юного юриста. Мои оценки соответствовали всем критериям. Я чувствовала, что получение профессии юриста – это мой путь, но меня на него не пускали только потому, что я носила украинскую фамилию отца.
Вернувшись домой, я дождалась маму и, рассказав ей о своей беде, сообщила:
– Мама, я буду поступать в Ашхабад! Аля уже там учится, и я поступлю.
За год до того Аля поступила в консерваторию. Мама и дядя Джамал, наш отчим, очень постарались для нее, создав лучшие условия для жизни и обучения. Они смогли выйти напрямую на ректора консерватории, да так удачно, что в период поступления сестра даже жила в его семье. Как обладательница красного диплома музыкального училища, Алевтина сдавала только один экзамен, а поддержка ректора была страховкой на случай, если бы что-то пошло не так.
Как только Аля стала студенткой, мама и Джамал сняли для нее квартиру в центре Ашхабада, причем с хозяйкой, которая взяла на себя все домашние хлопоты – уборку, готовку и прочее.
Не отрицаю, что своим трудом и преданностью музыке сестра заслуживала консерваторское образование, но ей было легче достичь своей цели, чем мне. Конкурс, который она прошла, не сравнить с ажиотажем по поводу поступления на юридический факультет. То, как обернулось дело с поступлением в турецкий вуз, помогло понять мне, наивной правдолюбке, что студенткой юрфака я стану, только если найдутся нужные связи. Собственно, я и надеялась на то, что мама обратится к дяде Джамалу, а он найдет знакомых, которые поддержат меня при поступлении.