Нолд
Шрифт:
Босой скептически посмотрел наверх, где по палубе бродили длинноногие медляки в бикини, и на толстяка, решил не заморачиваться с зачисткой этой дуры, так как стронуть её с места вряд ли получится, а если и получится, то управлять ею в одиночку будет непросто. К тому же, если спиртного тут точно навалом, и даже наркотики наверняка присутствуют, то готовая еда могла и испортится, холодильники потечь, а вот наличие банальных консерв вызывало сомнение.
Отчалив от борта, он неспешно подошел к, судя по медлякам мужского пола в рыболовной амуниции, и наличия кучи удилищ на корме, рыболовецкому баркасу, зацепившись за якорную цепь которого в воде сидел бородатый мужик в тельняшке, наблюдающий за ними, мимикой и жестами призывая к тишине, и прося о помощи. Его Босой тоже затащил в лодку, и усадив рядом с толстым, напоил живцом, и выдал воду и тушенку. Потом, подумав и решив, что дальше тянуть смысла нет, выдал каждому по брошюрке об Улье, которые прихватил именно на этот случай.
Следующей точкой был явно военный катер, с автоматической пушкой на носу, где его дар показывал одинокую, слабую засветку. Оставив пассажиров задумчиво листать брошюрку, и предупредил, что, если двинутся с места, расстреляет из пушки, сам забрался на борт.
Засветкой оказался моряк, лежащий без сознания в рубке, в окружении трупов. Видимо, когда коллеги стали оборачиваться, он пытался их утихомирит, потому как на руках мясо свисало клоками, да и на теле виднелось масса прокусов. Трупы же образовались после того, как он расстрелял коллег, в подтверждении чего была россыпь гильз на палубе, и валяющийся рядом пистолет, на вскидку калибром миллиметров девять.
С сомнением оглядев еле дышащего моряка, Босой всё же решил забрать его с собой, поэтому взвалил его на плечо и отнёс к лодке. Не желая заляпывать кровью внутренности лодки, приказал подать мешок, и прямо на палубе перевязал пострадавшего, предварительно вколов тому спека, и щедро поливая ужасные раны перекисью водорода, и негромко свистнул.
Пассажиры на его призыв о помощи прореагировали по-разному, - пухлый испуганно отпрянул, а вот второй аккуратно принял на борт тело, спускаемое за шиворот, а вслед за ним и мешок.
Прогулявшись по кораблю, Босой в первую очередь посетил камбуз, где набрал сухих пайков непривычного, но узнаваемого вида, бутыли с питьевой водой, а в арсенале, замок которого сбил выстрелом из пистолета, разжился тремя короткими автоматами, и выгреб все магазины и патроны.
После того, как всё это было погружено в лодку, а сверху взгромоздился сам, то лодка опасно просела в воде и слегка перекосилась. В этой связи дальше идти пришлось медленно и осторожно, молясь богам Улья, чтобы где ни будь не перезагрузился морской кластер, вызвав волну, которая их наверняка потопит.
Дар сенса показывал Босому, что, кроме зараженных, в этой части бухты иммунных больше нет, так что, ещё раз осмотрев в бинокль суда, выбрал катер, на котором наверняка есть каюта, кухня, туалет и душ. Подойдя к катеру, привлекшему, кроме прочего, двумя навесными моторами и крепкой крышей, и тихо пришвартовавшись, с клювом в руках забрался на борт, и точными ударами в висок упокоил обоих мертвяков, перемазанных кровью. Вернувшись, по пути убедившись, что топлива почти полный бак, махнул пассажирам рукой, и с трудом выговаривая слова, так как язык, хоть и был схож с родным, имел значительные лингвистические отличия, скомандовал:
– Привязывайте лодку, и подавайте груз наверх, а я принимать буду.
Выгрузка много времени не заняла, а вот снятие маскировки требовало большого внимания и опыта, так что Босой занялся этим сам, приказав пассажирам убрать палубу и каюту, выкинув трупы за борт, и всё отмыть. Когда, перевалив скрутку через борт, сам забрался на палубу, то трупы уже были убраны, пухлый травил за борт, а второй поливал палубу из ведра забортной водой.
– Каюту убрали? – поинтересовался Босой, но вместо ответа увидел лишь отведенный в сторону взгляд с одной стороны, и звуки спазмов с другой.
Выругавшись, но отложив санкции за саботаж на более удобное время, он сам спустился в каюту, и сложив обглоданные маленькие останки в окровавленное одеяло, вытащил их наверх, и выкинул за борт.
– Ведро отдай Пухлому, - велел второму Босой, которого для себя окрестил Рыбаком, - а сам бери тряпку, и дуй вниз, и чтоб через десять минут всё было убрано.
Пнув Пухлого под зад, добавил персонально для него:
– Палубу убери, сроки те же, а то верну туда же, где взял. Балласт мне не нужен!
Угроза возымела действие, приведя в чувство собравшихся было возмутится пассажиров, и Рыбак поспешно спустился вниз, загремев там ведрами, а Пухлый выкинул за борт ведро, чуть не упустив верёвку.
Сам, проверив, как дела у раненого, и налив ему в рот живца, половину при этом пролив, и надеясь, что он не захлебнется, и хоть что-то сможет проглотить. Позвав Рыбака, так как он закончил с уборкой, в то время как Пухлый продолжал возится с ведром, они вдвоем сначала отнесли раненого и вещи в каюту, а потом затащили лодку сначала на палубу, а после и на крышу, закрепив её там.
Вообще, Босой всегда ограничивался осмотром лишь части бухты, так как своих дел хватает, а толпа свежаков весьма затруднит и так непростое дело. Как правило, поблизости обнаруживается один свежак, и тогда, в восьмидесяти процентах случаев ему удается добраться до спокойных мест вместе с квадроциклом и трофеями, доведя свежака живым.
Если обнаруживается двое, то идеальный вариант получается лишь в пятидесяти процентах случаев, а в остальные пятьдесят процентов выбраться удается только ему самому, с тем, что смог унести, или вовсе безо всего.
Вариант с тремя вообще произошел впервые, так что если раненый не помрёт, то почти все трофеи, которые ему удастся добыть, придётся бросить, в связи с тем, что банально не уместятся в лодке даже с тем, что уже есть в наличии.
Решив оставить на потом этот вопрос, Босой уселся за штурвал, и, заведя один из двигателей, неспешно повёл катер в сторону выхода из бухты. Его глаза слипались, голова тяжелела, так как за последние десять суток спать приходилось урывками, часто просыпаясь для контроля обстановки, а последние трое суток не довелось поспать вовсе. Пора было проинструктировать пассажиров и расставить все точки над i во взаимоотношениях, так что он отвлек свежаков от тяжелых раздумий словами, невольно копируя Утюга: