Номерные сказки
Шрифт:
— А может... — государю, что случалось не часто, не дали договорить. Певец резко вскинул голову и запел. Вернее, закричал пронзительным голосом безо всякой мелодии. Если не считать таковой звуки лески на обшарпанном инструменте. Песня его была непривычна для уха, неожиданна для ума и непонятна местами, видимо, даже и ему самому. И еще была она невероятно длинна.
— Вай-й-й-й-й-й, билят, билят, билят, биля-а-а-а-а-ат!Гиде тока не был я, не ходил я, не был!Самарканд, Бухара, Ташкент, Долгопрудный бы-ы-л!Владивосток челнок Хоккайдо гашиш зиндан се-е-ел!Аляска снег лыжи от белый медведьПесня, вопреки ожиданиям, не закончилась и к полуночи. Только голос певца слегка охрип да девять раз рвалась леска. Царь из вежливости ушел последним, оставив рядом с поющим толстенький кошелек. И заснул еще на пути к кровати. Вздохнув перед этим и сказав сам себе :
— Искусство, билят, должно принадлежать народу! А не мне. Я в нем, честно говоря, ни хренасеньки не понимаю...
Сказка №48
В этот день всем двором высаживали по клумбам цветы, поэтому главным действующим лицом истории временно обозначилась государыня. Прижимая к груди хлипкие саженцы, она командовала и распоряжалась не хуже заправского гауляйтера.
— Дунька! Куды флоксус веникус тащишь?! Не туды! Вон туды тащи, куды Манька эксгибискус голус несет!
— Матвей! Ты что, мать и мачеху твою пестиком об бутон, не видишь, что-ли?! Лапоть с грядки-то убери! Не топчи! Ты ж не хоронишь их, а сажаешь!
— Феклуша! Луночку мне поглыбже спроворь. Каку-каку... Таку! Шириной в три хрю и длиной в ку-ку! Сама, что-ль, не знаешь!
Под неожиданно жестким управлением государыни суетливая дворня довольно быстро превратилась в слаженное подразделение, которое весьма высокими темпами стало озеленять пространство перед дворцом. Царь и шут, понаблюдав издали и подивившись матушкиной хватке, тихонько отчалили в неизвестном направлении. С тем, чтобы через большой промежуток времени материализоваться посреди архимандритовой пасеки.
— Здрав буди, твое святородие! — громко крикнул царь в волосатый рупор своих ладоней. И прислушался. Архимандрит все свободное время возился с пчелами и даже, бывало, ночевал на охапке травы меж ульев. Поэтому стучаться в дверь дома было без пользы. Однако ж согбенная архимандритова спина нигде не выпрямилась, и клекочущий его голос не обозначился.
— Спит, поди,- предположил шут,- В его возрасте опосля минуты работы двое суток отдыху полагается.
— Аль на свечфабрику поехал, воску им отвезти...
Крикнув еще пару раз, царь и шут прошли к дому. Постучали. Никто не вышел и не ответил.
— А фабрика-то закрыта, — припомнил вдруг шут,- На реконструкцию. Окромя церковных, мирские свечи выпускать собираются. Которые вставляют, не поджигая.
Подумав, царь толкнул незапертую дверь и вошел. В доме никого не было. А также ничего. Ровным счетом. Даже мебели и гвоздиков для икон. Пусто. Тихо. И никаких следов многолетнего житейского пребывания священной особы. Абсолютно чистая пустота. Даже пол блестел так, словно его только что вымыли.
— Вот так да! — выдохнул царь.
— Дела-а-а... — подивился, войдя, и шут.
— Что за хрень? — царь схватился за бороду, словно за рычаг, приводящий голову в действие.
— Сбежал? Аль украли? — шут снял колпак и взъерошил слипшиеся свои волосы.
Постояв немного и поглазев, они заспешили обратно. На ходу обмениваясь репликами насчет того, следует ли содержать происшедшее в тайне или, наоборот, кликнуть клич о розыске по стране. Уже вбегая во дворец, договорились пока молчать. И искать исчезнувшего архимандрита специальными средствами.
Сказка №49
Этот вечер выдался на редкость тревожен и нелегок для всех. Все, начиная от последнего подмастерья штопальщика носков и кончая первыми лицами государства, находились в состоянии, близком к панике. Его святородие архимандрит, оплот веры и пастырь пастырей, пропал. Потерялся, словно малек в окияне-море. Сгинул, будто сахаринка в чаю. Исчез, как бодун от ведра рассола. Как и всякую другую, эту тайну государь содержал в себе очень недолго. Около минуты после словесного уговора. По истечении которой тут же выболтал все усталой царице. Которая, моя испачканные землей руки, промолвила :
— Да ну мало ли... Мож, отъехал куды на отдых.
— Ды какой тебе отдых! У его ж эта... Пчелодойный сезон в разгаре! Там эта... Самцевание матки! Сотострой в апогее!
Государь разволновался до такой степени, что борода его распушилась и утратила всякие очертания. Издали он стал похож на возбужденного дикобраза, а вблизи — на возбужденного же лишенного флейты Фавна.
— Настоечки травной выпей. Найдется он, не денется никуды. — сказала царица. Но лишь только еще более взволновала царя. Ибо травная настойка была приготовляема для дворцовых нужд именно архимандритом.
— Тотальный розыск объявить надо,- высказался шут.- А также всеобщий мозговой штурм. Одна голова, как говорится, неплохо, а полторы все же лучше. Думу созывай, батюшка. Вопросец-то окромя всего политический...
Экстренная дума собралась быстро. И столь же быстро приняла меры. По всему государству пущены были глашатаи с призывом к народу самостоятельно искать архипастыря. На колокольни и смотровые пограничные вышки резво полезли дальнозоркие и ушастые молодцы. А стража, отложив пики, занялась довольно редким делом — прочесыванием страны сотка за соткой. Во дворце же большие и малые умы совместно напряглись и выдали массу различных предположений.
— Сбежал. Величеству твоему с ворогом изменил и сбег. — высказался неродовитый, но с большими в любое время дня планами боярин. Измену он привык подозревать и искать везде, включая собственные волосяные покровы.
— Разбойники напали. Имущество пограбили, самого увели. За выкуп. — выразил свое мнение другой боярин. Его мечтой было создание и возглавление уголовно-розыскной службы. Для чего не хватало лишь малости — должного уровня правонарушений в стране.
— Может, с деньгами церковными что не так? — предположил казначей,- Может, чего где пропало, а он спужался и в бега кинулся. Батюшек бы созвать. Да аудитором временно меня бы назначить. Проверил бы. Истина, она ведь часто меж двух монеток запрятана.