Номинар
Шрифт:
Пролог
Нет ничего более относительного, чем добро.
Моя история начинается в совершенно другом месте и времени. Но сейчас это не главное. Главное, чтобы у истории был слушатель, – так она сразу меняет свои краски и расцветает новыми оттенками. Будто иней на стекле, она рисует собственный узор, и у каждого из нас он неповторимый. Кто-то видит незатейливые разводы грубой кисти художника, а кто-то, быть может, целый мозаичный витраж и в нём отражение каждого слога и предложения.
Но всё зависит
У меня к вам такой вопрос: как поступили бы вы? Когда дойдёте до конца, вернитесь и прочитайте эти строки ещё раз. Может, мы не такие уж и разные, когда обстоятельства впиваются пиками нам в спину, заставляя нависать над обрывом собственного Я. Все немного боятся узнать себя получше – прыгнуть в тот чёртов омут с головой. Боятся не вынырнуть прежними. Или же не вынырнуть вовсе.
Моё имя не имеет сейчас никакого значения, так что я начну с описания Старого города, угасающего под натиском технологий, созданных в Новом мире. Мире, с трудом выбравшемся из-под руин Последней войны, опустошившей планету. Жители ещё зовут его «Нижним», несмотря на его расположение над Новым, или Верхним, городом.
Здесь – на улицах Нижнего, или Старого, города – свет неона исходит от химических реакций за стеклом, а не проецируется интегрированным интеллектом в зрительной зоне коры головного мозга. Здесь каждый звук живой: от него можно скрыться лишь при помощи вышедших из употребления в Верхнем городе микронаушников. Только от запаха смешанной кухни уже не спастись даже при наличии респиратора. Может, в этом вопросе я и утрирую, но аромат тысячи и одной специи способен распугать и колонию крыс.
Нижний, или Старый, город выбрали жители, не связавшие себя с интегрированным интеллектом – системой, объединяющей сознания её носителей. Работа ИИ построена на расширении возможностей, связи разума пользователя с другими и выходом в мир ИИ. Нет никакого заранее прорисованного интерфейса: он уникален у каждого. Все знания, весь опыт, накопленный человечеством, хранятся не на жёстких дисках, а в голове отдельно взятого жителя. Можно почерпнуть интересующую тебя информацию из сознания другого (понятно, с его согласия): журналиста, молекулярного биолога, исследователя или спортивного комментатора. Знания не пропадают бесследно, они хранятся в памяти людей, приумножаются и передаются следующим поколениям. По крайней мере, так объяснили мне.
Стоит отметить, что для подключения к интегрированному интеллекту не нужны никакие операции или встроенные чипы. Вместо хирургического вмешательства в тела людей конструкторы вмонтировали мощные передатчики в организмы самих городов. Именно передатчики работают усилителями мозговых волн жителей. Помимо прочего, эти конструкции распространяют вокруг себя энергию джуничи, названную так в честь её первооткрывателя. Джуничи заменила собой электричество, зависимое от проводов. Но в Нижнем городе на каждом шагу встречаются напоминания о его некогда примитивном прошлом. Верхний же полностью лишён архаичных переплетений кабелей как над головой, так и глубоко под землёй.
В Нижнем городе всё ещё правит красота прошедшего столетия: яркая и вульгарная из-за диодных и неоновых вывесок по ночам и едва ли не скромная днём. Ходит даже поговорка: «Сколько зданий в Старом городе, столько и проблем может свалиться на твою голову».
А вот младший брат – Новый, или Верхний, город – его полная противоположность. В отличие от старшего, он будто вытесан из огромного монолита отшлифованного обсидиана. Но, несмотря на чёрный глянец зданий и гладкие правильные формы, он ничем не уступает по красочности Нижнему городу – ни днём, ни ночью. Он точно сошёл со сказочной открытки, нарисованной душевнобольным иллюстратором. Иллюстратором, который терял свет изо дня в день и его остатки переносил на чернильные улицы гигаполиса.
***
И вот небо достаточно опечалилось, готовое пролить свои слёзы. Меня всегда завораживало, как смешиваются цвета в отражении сточной воды: будто ручейки-хамелеоны, шустро прячущиеся в дождевую канализацию. Музыка разливается повсюду бурлящими потоками и уносит прислушивавшихся к ней в то или иное заведение с чёрной пастью и неоновым оскалом.
Ни один из звуков улицы не ускользает от меня: мелодичный неомидж с пронзающими сердце нотками тоски по былым временам зазывает в старинное кирпичное здание, когда-то давно считавшееся примером архитектурного искусства. Но вот уже новая мелодия заиграла дальше по улице, будто поджидала меня: песня раздаётся из проигрывателя, подключённого через резиновый шнур к ветхим скрипучим колонкам.
Простенькие слова громыхают из старенького музыкального аппарата, и я невольно слушаю их.
– Знаю, – произношу я полушёпотом в никуда.
Слова песни не отпускают, но с этим ничего нельзя поделать, мне следует идти дальше.
Музыка той улицы уже потухла под натиском новой, и здесь слова всё той же лирики вновь дотянулись до меня из наушников проходящего мимо парня. Теперь и из радиоприёмника на прилавке уличного торговца сино-таанскими блюдами послышался треск. Слова продолжают преследовать меня. Вдруг весь шум улиц будто исчез. Время остановилось. И капли дождя стали как-то лениво опускаться на каменную мостовую. Громкоговоритель, властно зазывавший прохожих в двухэтажный бар послушать новые треки в стиле синтезированного нью-райна, уже взывает только ко мне.
Все аудионосители замолкли, словно в них разом оборвался один-единственный провод, питающий музыкальные сердца. Люди замерли. Кто-то стянул с головы громоздкие наушники и начал разглядывать их с тем же любопытством, с каким ребёнок исследует свою первую в жизни ракушку, найденную на побережье залива. Владелец лавки нервно водит пальцем по калёному стеклу проигрывателя и проверяет шнур, ведущий к колонкам, с которыми он не был особо бережным. Какофония, мирно заполнявшая улицы города, иссякла, оставив в недоумении всех, кроме меня.
– Настало время начать с начала.
Глава 1
Шорохи статического электричества спешно покидали мою застывшую кожу: невидимые глазу искорки тут же перескакивали с одежды, чуть коснувшись ледяной плоти, и исчезали, не оставляя ни единого следа своего ежесекундного присутствия. Дождь так и не решил, пришло ли его время разойтись в полную силу или стоит ещё подождать заплутавших в ночных переходах путников – тех бедолаг, которые не успели добраться до дома. Так что ко влажному вечернему бризу присоединились крупные капли воды, лениво падающие с неба, усеянного звёздами, видимыми, несмотря на облачную ночь. Именно таким мне представлял небо мой личный интегрированный интеллект, с которым я, как и миллионы жителей Нового города, прочно связан.