Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль

Бориса Гусева арестовали 15 марта 1983 года в 11.12, когда он вышел из своей квартиры и спустился вниз за газетой. Возле почтовых ящиков его ждали двое. Увидя их, Борис остановился. Справа от лифта к нему двинулись ещё двое. Один из них, худощавый, с подвижным лицом, приблизился к Гусеву и быстро проговорил:

– Гусев

Гусев посмотрел на его шарф. Он был серый, в белую клетку. Худощавый вынул из руки Гусева ключи, кивнул в сторону лестницы:

– Прошу.

Гусев стоял неподвижно. Двое взяли его под руки.

– Ордер… – разлепил побелевшие губы Гусев.

– Ордера на арест и на обыск будут предъявлены вам в вашей квартире.

– Предъявите сейчас, – с трудом проговорил Гусев.

– Борис Владимирович, – улыбнулся худощавый, – пойдёмте, не тяните время.

Гусева подтолкнули к лестнице. Он пошёл, еле передвигая ноги.

Двое прошли вперёд, двое и худощавый двинулись за Гусевым.

– У вас всегда так мочой воняет? – спросил худощавый. – Бомжи ночуют?

Гусев двигался, не отвечая. Он был бледен.

Поднялись на третий этаж, вошли в квартиру Гусева. Худощавый снял трубку телефона, набрал номер:

– Юрий Петрович, всё в порядке. Да.

Гусев стоял посередине своей единственной комнаты, сплошь заваленной книгами. Четверо стояли рядом.

– Присаживайтесь, Борис Владимирович, – посоветовал худощавый.

– Предъявите ордер… и вообще… документы.

– Минуту терпения. – Худощавый закурил.

В дверь позвонили.

– Откройте, – приказал худощавый.

Дверь открыли. Вошли участковый и полноватый человек с пшеничными усами.

– Следователь КГБ Николаев, – представился он, не глядя на Гусева. Достал из папки два листа, протянул Гусеву: – Ознакомьтесь.

– Садитесь, Гусев. – Худощавый подвинул расшатанный стул.

Гусев смотрел в бумаги, держа их в обеих руках.

– Товарищ лейтенант, – обратился полноватый к участковому, – организуйте нам понятых.

Участковый вышел.

– Ознакомились? – Николаев забрал бумаги у Гусева. – Дело ваше веду я. Сейчас придут понятые, мы произведём у вас обыск. Параллельно начнём наш разговор. Садитесь, Борис Владимирович, что вы стоите, как в гостях.

Гусев опустился на стул.

Вскоре появились понятые: пожилая женщина в зелёной кофте и молодой человек с толстой шеей.

– Товарищи понятые, – Николаев снял пальто, – мы – сотрудники Комитета государственной безопасности. Гражданин Гусев, проживающий в этой квартире, арестован. Мы просим вас присутствовать во время обыска. Представьтесь, пожалуйста, и присаживайтесь. Валера, организуй им место.

Худощавый сбросил лежащие на диване книги и журналы на пол.

– Комкова Наталья Николаевна, – громко произнесла женщина.

– Фридман Николай Ильич, – пробормотал молодой человек.

Они сели на протёртый диван. Худощавый опустился рядом, достал из «дипломата» бланк, подложил под него подвернувшийся журнал «Америка», положил на «дипломат» и стал писать.

– Я свободен? – спросил участковый.

– Да. Спасибо. – Николаев сел за стол, раскрыл папку, вынул ручку с золотым пером.

Участковый вышел. Пока худощавый вполголоса опрашивал понятых, Николаев зашелестел бумагами:

– Так. Гусев Борис Владимирович. 1951 года рождения. Где вы родились?

– Я не буду отвечать на ваши вопросы, – проговорил Гусев.

– Вы обязаны отвечать на мои вопросы. Это во-первых. А во-вторых, это в ваших интересах.

– Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

Николаев отложил ручку.

– Напакостил, а отвечать не хочет, – проговорила вполголоса женщина и посмотрела на худощавого. Он записывал её адрес.

– Я предлагаю вам добровольно предъявить антисоветскую литературу.

Гусев молчал, глядя на свои руки. Николаев подождал, трогая фигурку тиранозавра на столе Гусева, потом встал, подошёл к кровати, приподнял матрац, вынул толстую картонную папку:

– Ваше?

Гусев молчал. Николаев положил папку на стол, развязал тесёмки, открыл:

– Запиши, Валерий Петрович. Первым номером. Папка серого картона. Содержит… 372 машинописных листа. Название «Норма». Автор не указан. Первое предложение: «Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и быстро зашагал по тротуару». Последнее предложение: «– Лога мира? – переспросил Горностаев и легонько шлёпнул ладонью по столу. – А когда?»