Ностальгия

Карамов Сергей Константинович

– А вот и нет! – спорил Иван Иванович. – Неправда ваша! То, что вам, врагам нашего социалистического образа жизни, кажется правдой, вовсе ею не является. Она, ваша буржуазная правда, для нас не настоящая правда.

Тут Антон подскочил, не выдержав:

– Что слышу я? Я, житель города Ижорска, который здесь родился и вырос? Я ведь свой, зуб даю!…

– Попрошу не перебивать! И сядьте!

– Но я тоже за правду! – воскликнул Антон.

– Сядьте! И перебивать! – прикрикнул на него Иван Иванович.

Антон сел, качая головой.

– Пока сидите тут, потом посидите в

другом месте… Итак, правда бывает разной.

Ваша буржуазная так называемая искаженная версия, называемая почему-то правдой, и наша социалистическая настоящая правда.

– Гм, абракадабра… – пробормотал Вася.

– Правда – это то, что хотите вы услышать! Правда – это то, что хотят внушить разные умелые политологи в умы населения, а не то, что есть на самом деле!

Реальность порой может показаться вовсе нереальной, если ее умело интерпретировать. Правду можно искажать, выдавая за нее ложь, всякую несуразицу. И крупинки правды могут потонуть в потоке лжи. Буржуазной лжи, которая льется неиссякаемым потоком на советских людей.

– Бред…Вялая полуправда газет «Правда» и «Труд» вовсе не настоящая, – тихо произнес Андрей.

Иван Иванович заметил:

– Надо стараться быть оптимистом! А вы пессимист.

Андрей не оставил реплику офицера КГБ без ответа:

– Скорее я пессимист, ощущающий жизнь не как безысходность, а как безыллюзорность.

– Что-то новое, – поморщился Иван Иванович.

– Философский пессимизм, если так можно выразиться.

– Достаточно разговоров, – вздыхая, холодно подытожил Иван Иванович, после чего нажал на кнопку вызова.

В кабинет быстро вошли трое человек в штатском. Они подошли к столу и остановились, ожидая приказа начальника.

– Можете их забирать! – распорядился Иван Иванович, даже не смотря больше на троих друзей.

– Пройдемте, – сказал один из вошедших в штатском друзьям.

– А куда?

– Мы покажем…

Глава 13

Неудавшийся побег

Николя спал, лежа на сене. Во сне ему приснилась милая Настенька; она улыбалась и звала его к себе. Он тоже улыбался, протягивал руки, чтобы обнять свою жену. А Тимофей лежал напротив и храпел, в последнее время он не видел снов, просто спал, как убитый. Вот уже два дня, как их держали запертыми в сарае, не выпуская никуда, даже на допросы больше не вызывали. Они большую часть суток спали, а, просыпаясь, беседовали, вспоминая былое время, последний бой с красными.

Николя во сне видел Настеньку на балу, она вальсировала с ним, улыбаясь.

Танцующие пары на миг остановились, освобождая место для Николя и Настеньки и одновременно любуясь их танцем – так уж всем нравилось, как танцует эта супружеская пара.

– Николя, – прошептала Настенька, – все на нас смотрят…

– Что ж, c’ est bien, – ответил так же шепотом Николя, не отрывая влюбленного взгляда от жены. – je vous aime.

Я тоже вас люблю, chere amie, – шептала Настенька.

Рядом слышались восторженные голоса:

– Они великолепны!

– Charmante soiree! Прекрасная пара!

– Qui, qui! Сharmante enfant Настенька!

– Право, очаровательная пара!

Музыканты

закончили играть вальс, но Николя и Настенька замерли, не двигаясь, и смотря зачарованно друг на друга. Так прошла минута, наконец, музыканты решили заиграть новый вальс Штрауса, а Николя с Настенькой, сияя, пустились с неописуемым удовольствием вальсировать.

… Потом Николя видел во сне конную прогулку с Настенькой. Она очень любила скакать в лесу на коне, а он всегда сопровождал ее на прогулке. Николя вообще больше нравилась охота, а конные прогулки он не очень любил. Но Настенька наотрез отказывалась идти вместе с мужем на охоту, говоря, что нечего убивать живых тварей, что это только барское баловство и ничего более. Николя вспоминал, как он принес с охоты несколько убитых селезней, показал их с гордым видом Настеньке, а она резко отстранилась от него, нахмурилась, ничего не говоря. Николя тогда вздохнул, приказать слугам отнести селезней на кухню и больше никогда не звал Настеньку на охоту, никогда больше не показывал ей охотничьих трофеев.

Так счастливо они прожили год, после чего наступил кошмарный и кровавый 1917 год, который испугал не только Николя и графа Воронцова, но и весь высший свет. Граф Воронцов, узнав об октябрьском перевороте, сказал печально сыну наедине, чтобы его слов не услышала Настенька:

– Mon dieu, finisse…

– Почему, papa?

– А потому, сынок… Прежней России не будет! Сейчас голоштанники, батраки и воры пришли к власти! Они в Петербурге и Москве.

Николя вспыхнул:

– Надо бороться!

Услышав ответ Николя, граф Воронцов вздохнул, по-отечески погладил сына по голове, грустно говоря:

– Сила быдла в его большинстве, Николя.

– Но у нас есть армия, знания, деньги…

– Тем не менее, Николя, entre nous soit dit, это конец… Конец той былой великой России!

– Надо бороться! – упорствовал Николя.

– Вот ты молод, Николя, ты и борись, ежели сможешь!

– Смогу! – порывисто ответил Николя, сверкнув глазами.

– Борись, скоро они появятся в наших краях… А я уж стар…

Теперь Николя, будучи в плену, оценил пророческие слова отца, и он повторил во сне его слова: «сила быдла в его большинстве».

Тимофей проснулся, услышал слова Николя:

– Ваше благородие, проснулись?

Николя приоткрыл глаза, зевнул и ответил фельдфебелю:

– Только что… Видел во сне своего отца.

Тимофей вздохнул, говоря с тоской:

– Да-а, ваше благородие, теперь мы лишь вспоминать можем старые времена. Ностальгировать!

– Одной ностальгией России не поможешь, – парировал Николя, грустнея.

– Что ж, вы правы-с, как всегда, ваше благородие.

– Одна ностальгия делу не поможет!

– Господь нам поможет! – бодрился Тимофей, пытаясь улыбнуться, и казаться веселей, но удалось это ему весьма плохо. – А помните вы поручика Михайлова?

– Да, он меня спас в последнем бою.

Тимофей кивнул:

– Точно, ваше благородие. Ведь его убили! А что стало с полковником?

Николя неопределенно пожал плечами:

– Сие лишь господь ведает, что стало с полковником… Он куда-то исчез, когда я стоял вместе с тобой рядом, помнишь?