Нотки кориандра
Шрифт:
– Раньше, – с удивлением согласился он. – Да, раньше. Сегодня раньше обычного.
Мошков с восхищением уставился на сыщика, пораженный примером столь глубокого проникновения человеческой мысли в самую суть вещей, – ему показалось, будто господин расследователь только что на его глазах раскрыл преступление. Или уж как минимум существенно продвинулся в разгадке причин, приведших к трагедии.
К сожалению, это было не так. Илья Алексеевич пребывал в растерянности. Происшествие никак не складывалось у него в лишенную противоречий картину.
Чиновника сыскной полиции тронул за плечо Свинцов.
– Илья Алексеевич, тут вот водопроводчик Ермолаев доложить желает, – сообщил он и властной рукой вытряхнул из-за спины щуплого мужичишку в грязном переднике с пуком серых волос на голове. Тот был явно под хмельком, но держался молодцом, не заваливался, только мутный взгляд никак не мог поймать лица собеседника и все норовил занырнуть в облака, откуда ему, возможно, подмигивали ангелы.
– Я, ваше благородие, у Колывановых как раз шаровой кран починял… поломка у них вышла, екстиль…
– Не тяни! – тряхнул подопечного Свинцов.
– Выхожу – и вижу, – продолжил Ермолаев, словно встряска перебросила в нем патефонную иглу на новое место, – стоит тут вот, у сарая… Не наш жилец, екстиль! Это я вам как паче всех человек окаянен есмь… – зачем-то перешел на покаянный канон водопроводчик и принялся горячо креститься.
Свинцов опять встряхнул Ермолаева.
– Вот так вот на меня зыркнул и пошел, убо [1] , – завершил он доклад.
– Опять надрался? – счел нужным встрять старший дворник, чтобы господа чины полиции не подумали, будто во вверенном ему домовом хозяйстве отсутствует должный надзор за работниками и обслугой.
1
Убо – стало быть (церк., стар.).
– Вот так вот! – повторил водопроводчик и снова выпучил глаза, опасаясь, что в первый раз недостаточно точно передал этот дикий взгляд опасного чужака.
– Как выглядел? – вместо сыщика задал очевидный вопрос околоточный и вновь мотнул свидетеля.
– Ухо! – тут же отозвался Ермолаев. – Повернулся он ко мне вот так вот, убо… Гляжу – мать честная! Уха-то и нет совсем, екстиль! Словно корова языком! Даждь ми, Господи, слезы, да плачуся дел моих горько… – опять принялся молиться пьянчужка.
– Одноухий? – встрепенулся старший дворник, уловив, что наблюдение вызвало интерес сыщика. – Как же, бывал! Пару раз захаживал к Александру Петровичу. В дом не поднимался, здесь ждал.
– Справа или слева? – спросил Илья Алексеевич.
– Виноват? – растерялся Мошков.
– С какой стороны шрам?
– Справа или слева? – словно желая перевести слова сыщика на низкий язык водопроводчиков, громко повторил вопрос Свинцов и в который уже раз тряхнул измученного допросом Ермолаева.
Тот повертел головой, припоминая, в каком ракурсе застал незнакомца, и попытался примерить увечье на себя.
– Слева, стало быть, – наконец сообщил он.
– Точно, слева! – опять влез Мошков, желая и со своей стороны оказать пользу следствию. – Справа, кабы смотреть, есть, а слева – начисто то есть отсутствует.
– Вот так вот! – водопроводчик сделал движение, словно желал пятерней сорвать с собственной головы ухо, после чего опять принялся креститься. – Яко же бо свиния лежит в калу, тако и аз греху служу.
Илья Алексеевич кивнул Свинцову, и тот потащил Ермолаева прочь.
У дровяного сарая, который также решил осмотреть Ардов, был обнаружен полусгнивший сельдевой бочонок, кем-то заботливо приставленный к стенке. Именно над ним находился тот край крыши, где сыщик обнаружил свежий клочок сукна.
Все-таки исключать загадочного третьего участника преступления было пока рановато.
Вернувшись к подводе, Илья Алексеевич увидел Жаркова, который стоял на ступенях и прикуривал папироску.
– Петр Палыч, я в редакцию «Санкт-Петербургских ведомостей», – сообщил Ардов.
– Что вы хотите там узнать? – справился криминалист, возясь с зажигалкой.
– Пока не знаю, – простодушно ответил Илья Алексеевич. – Чептокральский вечно влезал в различные неблаговидные делишки, не удивлюсь, если какое-то из них и привело к столь печальной развязке.
– Какие уж тут делишки, – возразил криминалист и затянулся. – Госпоже Лундышевой пора вон вместе с водопроводчиком покаянный канончик разучивать, – он кивнул в сторону белобрысого пьянчужки, крестившегося у подводы.
– Не могу я поверить в ее распутство, – с ноткой отчаяния в голосе признался Илья Алексеевич.
– Да вам-то что за дело? – грубовато удивился криминалист. – Вы вашу достоевщину, Илья Алексеевич, бросьте: преступники – народ коварный, такую комедию перед вами сыграют – не заметите, как ноги им мыть броситесь. Сострадание хорошо в церкви. А в нашем деле следует держать ухо востро, нам великодушие противопоказано!
– Не составите мне компанию? – справился Ардов, не желая сейчас ввязываться в спор о сострадании. – Редакция в двух кварталах.
– Пожалуй… – согласился криминалист, выпуская очередную струйку сизого дыма.
Вдруг он изменился в лице, как будто заметил нечто, вынудившее его исправить планы.
– Вернее, нет. – Петр Павлович тряхнул головой и как-то суетливо засобирался. – Не могу… В участок нужно…
Илья Алексеевич обратил к товарищу немой вопрос.
– Пулю надо посмотреть, – Жарков постучал по саквояжу, куда поместил найденные на месте преступления предметы, – вы что же, забыли? От этой экспертизы вся картина зависит. Был ли третий, и прочее…