Новария
Шрифт:
В бальном зале царил полумрак; горела лишь небольшая масляная лампа, подвешенная к стене. Царские слуга раскатали огромный ковер, который покрывал мраморный пол в промежутках между балами.
Джориан подскочил к ближайшему из окон, выходивших на террасу. Однако оказалось, что окно не только закрыто, но и заперто. Джориан почти на ощупь отыскал замочную скважину. В дверном проеме у подножия лестницы показалась змеиная голова Яргэли.
Будь у него в запасе хоть пара минут, Джориану, разумеется, не составило бы труда отомкнуть любое из продолговатых окон. Будь у него время и не опасайся он помехи, Джориан мог бы просто выдавить стеклянные квадратики и вырваться из западни. Но стеклышки были маленькие, а переплет частый и прочный, и, чтобы высадит окно, пришлось бы колотить по нему каким-нибудь тяжелым предметом — стулом, к примеру; шум привлек бы внимание стражи, стоящей на часах по ту сторону парадных дверей бального зала.
Если он попытается открыть оконный запор отмычкой, Яргэли нападет сзади, обовьется кольцом, сожмет в своих змеиных объятиях и, начав с головы, мало-помалу заглотнет его, как лягушку. Теперь Джориану стало ясно, почему за пять столетий никому не удалось стащить Ларец из-под ее, казалось бы, такой ненадежной охраны.
Совсем рядом вынырнула голова Яргэли, в ее пасти метался раздвоенный язык. Джориан опустил Ларец Авлена на ковер. Ухватившись за край, он с натугой, рывками потащил ковер за собой к дальней стене бального зала, подальше от продолговатых окон. Ковер сбился в складки, и тянуть его стало неимоверно трудно, ведь весил он в несколько раз больше, чем сам Джориан. Окажись на его месте человек пониже ростом и послабее, ему бы нипочем не сдвинуть такую тяжесть. Но Джориан, мышцы которого готовы были лопнуть от напряжения, обливаясь потом, ценой неимоверных усилий сумел оттащить ковер в дальний угол бального зала, где тот и остался лежать беспорядочной грудой.
Затем Джориан подхватил Ларец — который ехал вместе с ковром — и вернулся к одному из продолговатых окон. К этому времени Яргэли уже преодолела лестницу, и теперь все ее тело распласталось на голом мраморном полу. Но тут она обнаружила, что не может двинуться с места: в зале, начисто лишенном обстановки, с отполированным до блеска полом ей не от чего было оттолкнуться. По огромному змеиному телу от клиновидной головы до остроконечного хвоста волнами пробежала дрожь, но тщетно: царевна, как бьющийся на ветру стяг, двигалась, оставаясь при этом на месте. Шипя от бессильной ярости, Яргэли заерзала по полу с удвоенной энергией, но чешуйчатое тело лишь без толку скользило взад-вперед по гладкому мрамору.
Тем временем Джориан, отбежав к дальнему окну, отпер засов, затем, подхватив Ларец, выскользнул на террасу и запер окно снаружи. Он подбежал к тому месту, где на мощеном полу по-прежнему торчком стояла волшебная веревка, и сотворил простенький наговор, отчего предыдущее заклинание утратило силу. Обмякнув, веревка упала и свернулась в моток.
Через четверть часа Джориан присоединился к Карадуру, который, боясь попасть на глаза страже, ожидал его за главными воротами под прикрытием слоновьей водокачки.
— Все пожитки унес? — зашептал Джориан. — Где меч? Спасибо... Проклятье, ты забыл мою шляпу! Они ее сунут под нос своим ищейкам-слонам. Ну да ладно; у меня есть эта шапка дурацкая. Можно из твоей волшебной веревки сделать лямки? Хочу перекинуть за спину чертов сундук.
Карадур повертел веревку в руках.
— Почему бы и нет? Волшебные силы иссякли, и до следующего заклинания это просто веревка — ничего больше.
Следующий час застал их скачущими на юг по левому берегу Пеннерата. Джориан пересказывал Карадуру подробности недавнего приключения.
— Сынок, — спросил колдун, — как тебе пришло в голову остановить Яргэли таким хитроумным способом?
— Я вспомнил, что раз, мальчонкой, поймал безобидную змейку и несколько дней таскал ее с собой. Потом отец взял меня в дом ардамайского помещика, где он устанавливал водяные часы. И вот хожу я по дому, отцу помогаю, а змея тем временем выскользнула из мешочка и шлепнулась прямо на натертый паркет. Пока я водворял бедного змееныша на место, помещикова жена орала, как умалишенная; меня в тот вечер отправили спать без ужина. Но я вспомнил, что змея не смогла уползти, потому как пол был склизкий; я ее сразу поймал. Вот я и решил: дай-ка проделаю то же с черной бабой, авось сработает.
— Как тебе понравились твои... уфф... плотские забавы?
— Больно тряско; навроде как спятившую от любви слониху обихаживаешь. Вот где стремена-то пригодились бы: чуть головой об пол не навернулся.
Карадура передернуло.
— Она осталась довольна?
— Кажись, да; хоть, сдается мне, она б могла выиграть больше сражений, чем я готов был дать. Что ж, я всего лишь простой смертный, да еще трусил не на шутку.
— Джориан! Я же тебя просил не рассказывать о своем...
— Ой, ну хорошо. На будущее я согласен любиться лишь с обычными женщинами. Ежели б мне только вернуть малышку Эстрильдис... — Джориан смахнул слезинку, а затем вдруг испуганно посмотрел на колдуна. — Боги милосердные! Я тут подумал: что, ежели она от меня понесет?
— Не бойся, сын мой. К счастью, помесь человека и одного из змеелюдей невозможна. Я трепещу при мысли о том, что могло бы натворить существо, в котором соединились бы ее способность менять обличье и твоя ловкость и отвага!
Глава 7
Развалины в джунглях
В джунглях Комилакха, занимающих громадную территорию от границ Мальваны до берегов Восточного океана, тянулись в небо гигантские — высотой в сотни локтей — деревья самых разных пород. По ветвям верхнего яруса, наполняя лес неумолчными криками, скакали белки и обезьяны; взлетали, хлопали крыльями и щебетали птицы с ярким опереньем. Ниже, под этим постоянно волнующимся морем зеленой листвы, было царство ползучих растений: лианы толщиной в человеческую ногу свисали петлями, переплетались и свивались в клубки. По лианам в поисках добычи ползали большие, как крабы, мохнатые пауки; глаза их сверкали, будто пригоршни крохотных бриллиантов, Прямо на стволах и ветвях деревьев коренились растения-паразиты, украшенные цветами нежнейших оттенков.
У самой земли, в вечном сумраке нижнего яруса, куда ни глянь, утопали в рыхлых кучах прелой листвы подножия древесных стволов. Там и сям лиственный ковер пробивали тонкие — большей частью засохшие — деревца и островки папоротника. Сквозь сплошной зеленый полог, если смотреть снизу, лишь изредка проглядывал кусочек голубого неба, но порой золотой лучик, блеснувший в вышине меж ветвей, указывал направление, в котором следует искать утреннее солнце. Людям нечасто удавалось встретить крупных обитателей нижнего яруса — слона, буйвола, тигра, носорога, оленя, антилопу, тапира или дикую свинью, — потому что звери, издали почуяв приближение человека, спешили уйти с дороги.
Джориан с Карадуром, старательно огибая древесные стволы и островки папоротника, поминутно уворачиваясь от тонких сухих веток и свисающих петлями лиан, верхом пробирались по этой сумрачной безмолвной местности. Джориан ехал на рослом чало-гнедом Оузере, Карадур на белом осле. Головы животных поникли от усталости; если бы седоки на каждом шагу не понукали коня и осла, они бы тут же остановились и принялись общипывать листья.
Беглецы тронулись в путь еще до рассвета. Там, где в кустарнике случались просветы, они заставляли животных переходить на рысь. Временами, однако, они останавливались, оглядывались назад и прислушивались.