Новая эра пирамид

Коппенс Филип

Протокол вскрытия М. В. Фрунзе

Анатомический диагноз. Зажившая круглая язва двенадцатиперстной кишки с резко выраженным рубцовым уплотнением серозного покрова соответственно расположению упомянутой язвы. Поверхностные изъязвления различной давности выхода желудка и верхней части двенадцатиперстной кишки. Фиброзно-пластический перитонит в области выхода желудка, области печеночно-двенадцатиперстной связки, области слепой кишки и области рубца старой операционной раны правой подвздошной области. Острое гнойное воспаление брюшины. Паренхиматозное перерождение мышцы сердца, печени, почек. Ненормально большая сохранившаяся зобная железа. Недоразвитие (гипоплазия) аорты и крупных артериальных стволов. Рубец стенки живота в правой подвздошной области и отсутствие червеобразного отростка после бывшей операции (1916 г.).

Заключение. Заболевание, как показало вскрытие, заключалось, с одной стороны, в наличии круглой язвы двенадцатиперстной кишки, подвергшейся рубцеванию и повлекшей за собой развитие рубцовых разрастаний вокруг двенадцатиперстной кишки, выхода желудка и желчного пузыря;

с другой стороны, в качестве последствий от бывшей в 1916 году операции — удаления червеобразного отростка, имелся старый воспалительный процесс в брюшной полости. Операция, предпринятая 29 октября 1925 года по поводу язвы двенадцатиперстной кишки, вызвала обострение имевшего место хронического воспалительного процесса, что повлекло за собой острый упадок сердечной деятельности и смертельный исход. Обнаруженные при вскрытии недоразвитие аорты и артерий, а также сохранившаяся зобная железа является основой для предположения о нестойкости организма по отношению к наркозу и в смысле плохой сопротивляемости его по отношению к инфекции.

Наблюдавшиеся в последнее время кровотечения из желудочно-кишечного тракта объясняются поверхностными изъязвлениями (эрозиями), обнаруженными в желудке и двенадцатиперстной кишке и являющимися результатом упомянутых выше рубцовых разрастаний.

Вскрытие производил профессор А. И. Абрикосов.

Подписали: Замнаркома здравоохранения З. П. Соловьев. Зав. Мосздравотделом В. А. Обух. Главный врач С. С. Молоденков. Профессора: А. И. Абрикосов, И. И. Греков, А. В. Мартынов, В. Н. Розанов, П. Н. Обросов, Д. Д. Плетнев. Доктора Б. Я. Шимшелнович, А. Д. Очкин, П. Т. Приданников.

Кто убил Робин Гуда революции?

Сын Григория Котовского выдвигает версию гибели своего отца.

Александр Беляев, Денис Денисенко

Григорий Котовский — один из легендарных командиров Гражданской войны, чье имя и гибель окутаны до сих пор тайной. В ушедшем году исполнилось 75 лет со дня гибели этого романтика революции. Наш разговор — с сыном замечательного командарма Григорием Григорьевичем Котовским, ведущим научным сотрудником Института востоковедения РАН, крупнейшим индологом России.

— ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ, как так получилось, что сын героя Гражданской войны стал индологом, вместо того чтобы пойти по кавалерийским стопам отца?

— Как ни странно, меня с детства, которое прошло в Киеве, никогда не влекло к профессии военного. Может быть, это определялось тем, что меня и мою младшую сестру, которая родилась в день похорон отца, воспитывали мама и ее сестра тетя Лиза. А может быть, это было заложено в моей внутренней организации, в самом генотипе. С раннего детства, которое прошло в Киеве, экскурсии в Киево-Печерскую лавру, Софийский собор, музеи изобразительного искусства оформили мою еще полуосознанную тягу к историческим предметам. Окончив школу, я поступил на истфак МГУ. Но началась война, и на второй курс я пришел только после ее окончания. В это время открылось в МГУ отделение Востока. Все языковые группы были уже сформированы, и меня могли принять только в индийскую группу с изучением санскрита. Так я попал в индологию — чисто случайно. Правда, разочароваться мне в своем выборе не пришлось. В значительной степени это объяснялось тем, что моим научным руководителем на старших курсах был выдающийся востоковед, основатель советской индологии Игорь Михайлович Рейснер, происходивший, кстати, из замечательной семьи (его отец, профессор Михаил Андреевич Рейснер, был автором первой Конституции РСФСР). Большое влияние оказали на меня еще два видных ученых-педагога, у которых я занимался: историк-медиевист Моисей Менделеевич Смирин, научивший меня работать с источниками средневекового периода, и крупный специалист по истории России Константин Васильевич Базилевич. Я не жалею, что выбрал индологию. Индия — это субконтинент, целый мир, изумительная страна, величайшая цивилизация, интереснейший объект обществоведческих исследований… Не случайно в современной американской социологии и экономике специализация по Индии занимает одно из ведущих мест. Первая моя работа была опубликована в 1952 году, затем вышло более 300 работ, посвященных самым разным аспектам исследований как Индии, так и вообще Востока.

— Извините за дилетантский вопрос: что представляет собой дисциплина «востоковедение»?

— В общем-то, такой науки нет. Востоковедение — комплекс общественных наук, изучающих страны Востока, в котором соединились история, экономика, социология, философия, филология, культурология… Что касается меня, то мои работы по истории Индии охватывают во временном отношении период от XVII века до нашего времени и посвящены в первую очередь социально-экономической истории и национально-экономическому движению. Но большая часть работ — это исследования аграрного строя и социально-классовой организации индийского общества в XX столетии. Есть также работы по проблемам культуры, историографии, библиографии… К сожалению, в отличие от многих своих товарищей, посвятивших себя только научной работе, у меня очень много времени и сил ушло на научно-организационную деятельность, а также работу по линии различных научных международных организаций (например, с 1964 по 1986 год я представлял СССР в исполкоме Международной ассоциации историков-экономистов). Это отнимало много времени, хотя оказалось и полезным: во-первых, я познакомился с большим числом крупных экономистов-историков Западной Европы, США и Японии; во-вторых, у меня завязалась личная дружба с двумя крупнейшими величинами европейской науки — крупнейшим французским историком Фернаном Броделем и центральной фигурой кембриджской исторической школы Майклом (а фактически — Михаилом Михайловичем!) Постаном, издавшим знаменитую кембриджскую «Экономическую историю Европы».

— Говорят, Майкл Постан — человек удивительной судьбы…

— Мы познакомились с ним весьма примечательно: в 1964 году я выступал с докладом на Четвертом Международном конгрессе экономической истории, проходившем в университете штата Индиана, расположенном в маленьком университетском городке Блумингтоне. После выступления началось обсуждение, которое вел выдающийся американский экономист Саймон Кузнец, с которым я познакомился в 1956 году. Один из выступивших — пожилой краснощекий лысый человек с внешностью классического Панча из английских юмористических журналов — сел на свое место впереди меня, обернулся ко мне и на великолепном русском спросил: «А вы не сын знаменитого бессарабского разбойника Котовского?» Я ответил: «Да, сын!» Он сказал: «Видите, как тесен мир! Мой отец в то время был адвокатом в Кишиневе и, когда вашего отца первый раз арестовали, возглавил общественный комитет его защиты…» Так мы познакомились с Постаном, который в 1970 году благодаря усилиям академика В. А. Виноградова и моим первый раз посетил родину. Вообще-то, он должен был приехать в Россию еще в 1943 году, когда являлся одним из советников Черчилля. Но уже по дороге в Москву наш МИД учел его «белогвардейское происхождение» и отказал ему в визе. В 1970 году, когда Майкл Постан приехал в Ленинград, на Пятый Международный конгресс экономической истории, мы даже планировали устроить ему поездку на родину — в Кишинев. Его отец был крупным кишиневским адвокатом. В результате его романа с секретарем-машинисткой в генеральном консульстве Великобритании в Одессе родился Майкл Постан, который по английским законам стал считаться подданным Великобритании. В 1918 году его отец и мать прибыли в Англию.

Кстати, неординарное рождение его вызвало много лет спустя головную боль у бюрократии Кембриджского университета: по английским законам, преподаватель университета, достигший 65 лет, должен уходить в отставку. И лишь с помощью сложных расчетов чиновники вычислили дату рождения Постана. Но и пребывая на пенсии, он оказывал большое влияние на научную жизнь Англии. Для меня очень ценны его суждения о советской исторической школе. Так, в начале 90-х, когда после Третьей буржуазной революции в России (так я ее называю) среди группы наших обществоведов начался крестовый поход против марксизма как научного инструментария, я в дискуссиях с ними приводил слова Постана, ярого антикоммуниста и классического представителя английской исторической школы. «Сила вас, марксистов, — говорил он, — заключается в том, что у вас системный подход к исследованию общества на том или ином этапе исторического развития…» Ну а просмотрев подаренную им книгу, я увидел, что на Западе можно быть ярым антикоммунистом, но в области методологии — столь же ярым марксистом! Политическая ориентация и научная концепция исторического развития могут быть и не связаны между собой.

— Григорий Григорьевич, в годы Третьей буржуазной революции развернулась кампания ниспровергательства, которая затронула и вашего отца. С чем вы связываете это явление?

— Тенденция эта возникла поначалу в Молдавии в 1989–1990 годах. Дело в том, что для молдавских правых радикалов-националистов Котовский был не только символом Октябрьской революции, но и, что не менее важно, — неразрывности судеб Молдавии и России в XX столетии. Выпады против отца появлялись и на страницах некоторых московских изданий. Это, конечно, было связано с тем, что Котовский являлся одной из самых популярных фигур в советской истории, а генеральной задачей новой идеологии была полная дискредитация советского общества. Я сам критически оцениваю советский опыт, но решительно против антинаучного очернительства. Ясней ясного, что «развенчивание» Котовского было продиктовано чисто социально-политическими целями. Лучшим ответом клеветникам стали новые исследования о жизни и деятельности отца. И в постсоветский период к нему не ослабел интерес как к необыкновенной личности. Характерно, что Александр Солженицын написал рассказ, посвященный одной из выдающихся военных операций отца. Очень хорошо, что издательство «Молодая гвардия» выпустило несколько лет назад вышедшую на Западе в 30-х годах книгу очерков о советских военачальниках Романа Гуля, белоэмигранта, убежденного противника советской власти. В своем превосходном очерке о Котовском, написанном еще в начале 30-х, он просто восхищается им. Из новых работ о Котовском я бы назвал в первую очередь обстоятельный очерк о Котовском Н. Зеньковича и недавно вышедшую капитальную биографию Котовского, написанную С. Буриным. Конечно, и в этих, и в других работах об отце, вышедших в последние 10–15 лет, есть и неточности, и спорные оценки. Но важно то, что названные выше авторы воссоздали в общем правдивую историю жизни отца, дали объективную оценку ему как исторической личности.

— Но ведь дореволюционный период жизни Котовского, когда он грабил богатых и прослыл русским Робин Гудом, в самом деле можно свести к уголовному знаменателю.

— Теоретически легче всего все свести к простой уголовщине: мол, поначалу был простым уголовником, а потом приспособился к советской власти. Правда, на пути разработчиков этой версии есть определенные трудности. Даже в оценках царской администрации встречаются признания, что Котовский вступил на путь грабежа и сколотил свою дружину отнюдь не ради простого обогащения. Накоплено достаточно много документальных фактов, доказывающих, что основной его задачей была раздача награбленного бедным. В этом смысле отец, конечно, очень неординарный человек. Общая беда исследователей — и тех, кто писал об отце в целом положительно, и тех, кто пытается его дискредитировать, — в том, что им непонятна мотивация социальной справедливости, Это настолько для них чуждо, нередко вообще не учитывается. А ведь моя покойная мама рассказывала, что отец в разговоре с ней однажды обмолвился: «Моим героем с юности был Дубровский».